Сказки нового Хельхейма. Макс Фрай

земли под собой не чуя, как-то делает шаг.

      Получается, – удивляется Ева, – всё-таки не взлетели. А просто куда-то идём по земле.

      – Погоди, – просит Ева. – Буквально ещё минуту. Мне сперва надо… ну, наверное надо как-то осознать это всё головой. Ты серьёзно Георгий? Ты сейчас мне не снишься? Мы, что ли, правда пойдём домой?

      – Не пойдём, а поедем, – педантично поправляет Георгий. – У меня в соседнем дворе стоит грузовик. А голова твоя всё как миленькая осознает, куда она денется. Не сейчас, так дома. Не сразу, так на следующий день.

      Увидев маленький тёмно-синий грузовик с открытым кузовом – дома в похожих обычно развозят по покупателям саженцы и цветы – Ева сразу его узнаёт и говорит:

      – Так он же, вроде, сломался. Ты ещё жаловался, что никто не берётся чинить.

      – Было такое дело, – кивает Георгий. – Но Юри его починил.

      – Это который из дома напротив? – улыбается Ева. – Белобрысый молоденький джинн?

      – Именно. Главное, пока я бегал по городу в поисках нормальных механиков, мастер под носом жил. Я его почему-то даже не спрашивал, думал, он ещё молодой и неопытный. К счастью, Юри сам предложил.

      Устроившись на пассажирском сидении, Ева с внезапно ярким, звонким, как пощёчина ужасом думает: боже, что происходит, куда я вообще собралась? Поверила, что на этой машине можно уехать из жизни в свой сон? Нет, серьёзно? Я совсем чокнулась. Доконали меня карантины-локдауны. А этот… сосед, не сосед, откуда он взялся? Кто он?

      – Расслабься, – говорит ей Георгий, который явно догадывается, что сейчас творится у неё в голове. – Я из всех наших всегда был самый скучный. Уж если со мной связалась, у тебя ни малейшего шанса влипнуть в неприятности нет. Самое худшее, что может случиться – ну, потерзаешься сомнениями ещё часа полтора. Ты вино давай допивай, чтобы веселей сомневалось. И лучше – это не обязательно, просто так мы гораздо быстрее доедем – закрой глаза.

      Ева допивает вино, тёмно-красный цвет заполняет её до макушки, до ногтей, до подошв, до кончика языка. Ей хорошо – наверное, это так называется. Ева больше не понимает, что теперь считается «хорошо». И вообще ничего, но так даже лучше. Не надо пока понимать.

      – А как тут всё будет, когда я уеду? – спрашивает она, когда грузовик очень медленно, задним ходом начинает выезжать из двора.

      – Как всё будет у тех, кто живёт во Тьме? Понятия не имею. Это тебе никто не предскажет. Тьма по определению непредсказуема. К счастью, она уже не влияет на нас…

      – Да нет же! – перебивает Георгия Ева. – Я не о том тебя спрашиваю. Не про Тьму вообще, а только про художницу Еву, которой я тут была. Что от меня останется, когда мы с тобой уедем? У входа в бар, где мы сидели, или на улице, или прямо в квартире… – Ева кривится, как от боли, но всё-таки произносит вслух догадку, от которой у неё всё внутри цепенеет: – Там будет лежать мой труп?

      – Ещё чего не хватало! – почти сердито отвечает Георгий. – Скажешь тоже. Ты же вся, целиком со мной домой уезжаешь. Откуда возьмётся труп? Так что художница Ева просто исчезнет. Если станут искать, не найдут. Ну, я