Избыточность опыта. Стефано Микали

абсолютной данности cogitationes и вместе с тем оставляет нерешенной неподатливую проблему Я[9]. При этом cogitationes представляются таким образом, как будто они ничьи cogitationes. В этом ключе в лекциях Вещь и пространство отмечается: «Мир как будто поддерживается сознанием, но само сознание в носителе не нуждается» (Hua XVI, 40). Тогда Гуссерль добавляет:

      «Мышление, о котором свидетельствует [феноменологический анализ], – это ничье мышление. Мы не просто абстрагируемся от Я, как будто Я все-таки там было, и мы просто на него не указывали, а мы выключаем трансцендентное полагание Я и держимся абсолютного, сознания в чистом смысле» (Hua XVI, 41).

      Однако нельзя не упомянуть, что в некоторых текстах этого времени заметен определенный дискомфорт по поводу эмпирического толкования Я: понятие Я ставит Гуссерля в затруднительное положение[10].

      Необходимость определять Я как единство сознания становится особенно острой, когда Гуссерль размышляет о проблеме вчувствования. Таким образом, на первый план выдвигается не только проблема единства сознания, но и проблема непроницаемости моего единства сознания по отношению к другим таким единствам. Как только начинает рассматриваться проблема вчувствования, неизбежно нужно иметь дело с вопросом «чьим cogitatio, чьим чистым сознанием» является феноменологически редуцированное сознание (Hua XIII, 155), так как вчувствования принадлежат области не собственных, а чужих переживаний. В рукописи 1907 года уже отчасти ставится под вопрос принятое в Логических исследованиях понятие Я как единства переживаний, присутствующего во внутреннем восприятии:

      «Впрочем это – большой вопрос, которого я и так слишком долго избегал, очевидность Я как тождественного, которое все же не может состоять из пучка восприятий. Не должны ли мы признать, что я нахожу “себя” абсолютно достоверным, имеющим акты, проявляющимся в разнообразных актах, но как одно и то же? […] Разве я не нечто воспринимаемое? И разве здесь речь идет не об апперцепции всего внутренне воспринимаемого, а именно о такой апперцепции, которая как феноменологически очевидно запечатлевает то же самое, но о такой апперцепции, которая как раз контрастирует с полученным из вчувствования с другим Я» (B II 1, 22b–23a).

      На базе этого фрагмента можно проследить различные мотивы, которые привели Гуссерля к тому, чтобы ввести чистое Я. В отличие от Логических исследований Я представлено а) как тождественное, которое нельзя отождествлять с пучком восприятий; b) это единое и тождественное Я проживает свои акты; акты в определенном смысле предполагают как факт, что они исходят из Я. Этот подход образует основу для понимания Я, преобладающего в Идеях I; с) Я отличается от других субъектов, которые могут познаваться через реактуализацию вчувствования.

      Прежде всего, что касается многообразия субъектов, понятие чистого Я приобретает свой смысл как определенную связность потока: «И таким образом правомерно говорить о том и другом сознании (всякое сознание как связность потока),

9

«А теперь – проблема. Если я говорю “я”, так я полагаю вместе с тем нечто, что не есть cogitatio. Но я приписываю себе эти и те cogitationes в качестве “моих”, в том числе и те, в которых я осуществляю полагание “я”. Вместе с тем у меня есть единое сознание в абсолютной данности. [И это единственный путь, которым я хочу идти, исходя из эмпирического мышления. Все же] Теперь я оставлю эту проблему Я нерешенной. Вот эти, именно эти cogitationes есть, и они определяют единство сознания». (B II 1, 37a). Прим. перев.: Сигнатуры рукописей Гуссерля (латинская буква – группа рукописей, латинская цифра – номер рукописи, арабская цифра – страница рукописи) указываются согласно классификации, принятой Левенским Гуссерль-архивом.

10

«Я вижу, я подразумеваю не-данное, и это подразумевание, без сомнения, есть видение, явление. Сомнение и т. п. есть, но я всегда говорю Я, мое видение, мое сомнение и т. д., я нахожу это, бросая на это взгляд. Теперь, пожалуй, я не хочу больше ничего говорить об этом “Я”. Оно ставит меня в затруднительное положение. Оно мне дано не так, как переживания, и что есть это Я, я теперь, Эдмунд Гуссерль и т. д., разве это вновь не нечто подразумеваемое, и не идет ли речь опять же о подразумевании не-данного? И не есть ли это подразумевание опять же не-данное? Сейчас я не хочу выносить никаких суждений опыта об этом Я и о его переживаниях». (A VI 8 II, 104a, 1908–09).