Куда кого посеяла жизнь. Василий Гурковский

меня слишком назойливым, но не могли бы вы какое-нибудь слово, написать на разных языках, которыми вы владеете. Не беспокойтесь, никаких подвохов здесь нет. Просто так надо, мне интересно, действительно получится одинаково или нет. Можете написать прямо сюда» – Отто подвинул к ней, лежащий на столе небольшой блокнот. Моника написала столбиком слово «Черновцы» на пяти языках и передала блокнот хозяину. Тот посмотрел написанное, остался очень доволен и положил блокнот в карман.

      «Знаете» -продолжил он, – с тем вашим анонимным письмом, возникли определенные проблемы. Если бы оно попало бы сразу к нам, – было бы проще, но оно прошло через румынское протокольное хозяйство, там было зафиксировано и только потом – поступило ко мне. Мы не можем ответить местной жандармерии, что нашли автора, то есть вас, Моника, надеюсь, вы понимаете, почему. И в то же время, – не можем оставить их запрос без ответа. Поэтому – вопрос пока не закрыт. Мы, конечно, будем работать над решением этой проблемы, но нам нужно серьезное основание, чтобы иметь право защищать вас, как своего человека. Вы понимаете – Своего!». Он сделал ударение на последнем слове. Моника уточнила:

      «Вы имели в виду, что было бы лучше, если я у вас работала?».

      «Ну – у нас, или «на нас», что-то в этом роде» -серьезно сказал Отто, – «было бы конечно, проще. Но об этом мы поговорим несколько позже. А пока мне интересно было бы узнать, Моника. При всем вашем языковом многообразии, – кем вы все-таки себя считаете по жизни?».

      «Немкой, – не раздумывая, ответила Моника. – Не знаю почему, но я не только так считаю, – я чувствую себя немкой.

      «Это уже теплее, – добродушно улыбнулся Отто, – и это первое, и очень немаловажное, чувство, которое, оказывается, присуще нам обоим, – потому что я, – тоже считаю себя Немцем. Вы, скорее всего из-за вашей скромности, не спрашиваете, откуда я, немец, так хорошо знаю русский язык. А все просто. Да, мои отец и мать были немцы, но я родился в городе Киеве. Наши предки более ста лет служили российской короне. Причем служили на совесть. У отца было несколько своих предприятий в Киеве и его окрестностях, и жили мы по тем временам, довольно неплохо. Я ходил в русскую школу целых пять лет, больше не получилось, так как Россия вступила в войну с Германией, и нам пришлось в спешном порядке выехать, как говорят – «на историческую родину». Почти без ничего, все недвижимое имущество, просто пришлось оставить, так как ни продать его, ни передать кому-то из своих, не было возможности. Россия тогда очень обидела нашу семью, служившую ей столько лет верой и правдой, но шла война, жаловаться кому-то было бессмысленно, ну, а когда пришла советская власть – тем более. Вот оттуда у меня и остался чистый русский язык. Ну а где русский –там и украинский рядом. Жить в Киеве – и не знать – украинский, – грешно. Румынский пришлось выучить уже перед тем, как был направлен на работу в Буковину. Вот такие мы с вами, Моника, немцы, с российскими корнями, но все равно –Немцы!, с пафосом закончил Отто, и добавил: «За это,