Моховая, 9-11. Судьбы, события, память. Сборник статей

или, на худой конец, портвейном с тремя семерками.

      В этой книге, которая мила нашим сердцам уже самим фактом своего появления, мы избегали острых углов. И правильно делали. Предыдущее десятилетие, «лихие» девяностые, конечно, стало для некоторых Клондайком, но так резко размежевало российское общество! В пятидесятые этого не было. Никто не придавал особого значения тому, кто твои родители. Не существовало понятия «элита» в его нынешнем облике, довольно неприглядном. Все мы были на равных, и поэтому наши души были открыты, наши сердца легко воспламенялись и братскими, и более нежными чувствами. Как и положено тому возрасту. И не случайно большинство из нас, независимо от того, сложилась ли его жизнь так, как ему хотелось, или не сложилась, видят то время немного в голубом и розовом свете (слава Богу, для нас тогда не существовало другого значения этих слов).

      В первый месяц четвертого курса я написал:

      За отдернутую занавеску

      солнце навзничь льется рекой.

      Ах, скажите – зачем, на кой

      столько солнца и столько блеска!

      Ничего не имею против

      золотой водопадной струи,

      но, как лодки в водовороте,

      закружились глаза мои.

      Тот, кто читал мои стихи, может возразить: а как же понимать: «У солнца путь не близкий, не далекий: из облака да в тучу и… закат»? Это стихотворение постстуденческое, но тоже из пятидесятых. Да, было в то время и такое, что давало немало поводов для «сомнений и тягостных раздумий». Были, были эти противоречия, казавшиеся одним из нас значительными, другим – не очень. Как в словах «оптимистическая трагедия». Какое слово здесь более весомо – первое или второе? Все зависит от обстоятельств и последствий. Время и события показали, что второе. Но кто тогда об этом догадывался!

      Настроение того времени я бы определил строками из В. Луговско-го, опубликованными в 57-м. Уже немолодой поэт за полгода до кончины вспоминает о двадцатых годах, когда он был таким же, как мы в пятидесятых:

      Бедны мы были, молоды, я понимаю.

      Питались жесткими, как щепка, пирожками.

      И если б я сказал тогда, что умираю,

      Она до ада бы дошла, дошла до рая,

      Чтоб душу друга вырвать жадными руками.

      Примечания

      1

      Часть первая опубликована в сб. «Время, оставшееся с нами. Филологический факультет в 1953–1958 гг. Воспоминания выпускников». – М., 2004, стр. 18–49.

      2

      «Шекспир и русская культура» под ред. М.П. Алексеева