Жирное на ночь (не) вредно. Татьяна Олейник

я обо всем тебе поведаю, – она буквально вцепилась мне в руку, будто отец сейчас передумает и заберет у нее новую игрушку. – У нас большой терем, и в девичьей опочивальне хватит места для нас двоих.

      В комнате, действительно, оказалось просторно и светло. Декораторы постарались на славу. Даже старинную прялку поставили. Вместо нормальных кроватей – широкие лавки, застеленные грубой тканью и шкурами, вместо платяных шкафов – сундуки. Это ж надо было так заморочиться. Где они это все откопали?!

      Аглая принялась доставать из сундука ткань с вышивкой, потом она долго хвасталась своими работами.

      – Это я для праздничного кафтана тятеньки вышиваю. А это – приданое себе готовлю, – я терпеливо слушала ее болтовню и делала восторженное лицо в нужные моменты. – С тобой так весело! Как же будет здорово готовиться ко сну вместе. Будем расчесывать друг другу волосы и делиться секретами!

      – Аж не терпится, – процедила сквозь зубы, натянув улыбку. Спектакль уже не казался забавным, а глупое поведение актрисы утомило. – Слушай, может, делом каким-нибудь займемся? – рискнула подтолкнуть, ибо рассматривать вышивку было совершенно не интересно, хоть она и выполнена была искусно.

      – Сейчас все соберутся на обед, но стол я уже накрыла. А вот потом поможешь мне убрать со стола. Затем сходим по воду, вымоем посуду…

      Дальше последовал длинный перечень работ, и я только сглотнула ком в горле, сама ведь напросилась.

      Дочка старосты повела меня в общую комнату с побеленной печкой. Там стоял накрытый стол, а вдоль него две скамьи.

      От вида еды мой желудок заурчал, и его не волновало, что на столе стояли самые простые блюда.

      – Аленушка, вымой руки, – Аглая указала мне на деревянную лохань у печи. – И можешь садиться за стол.

      Вымыв руки с мылом, непонятным на вид и пахнущим травами, я села на скамью, но притрагиваться к еде не решилась, лишь разглядывала незатейливую пищу в ожидании остальных членов семьи.

      Через несколько минут пришел Михаил, а за ним и Макар.

      Староста вел под руку глубокого старца, помог дойти до скамьи и занять место во главе стола.

      – Здравствуй, дедушка Анисим, – Глаша погладила старика по руке и поставила перед ним деревянную миску с кашей.

      – И тебе не хворать, внученька, – Анисим попытался разглядеть девушку, и я поняла, что он слеп. Бледно серые глаза застилала белесая пленка.

      – Здравствуйте, – тоже поздоровалась для приличия.

      – И ты будь здорова, гостья дорогая, – старик обратил ко мне невидящий взгляд. – Ты, правда, ночевала в открытом поле?

      – Ну, получается, что да, – почему-то стало стыдно.

      – Значит, тебя сама Лада бережет, раз Железнячка не тронула, – прошамкал Анисим беззубым ртом. – Всякий знает, что нельзя соваться в поле и чужой огород по ночам.

      – А кто такая эта Железнячка? – не сдержала любопытства я. Что там еще придумали сценаристы?

      – Ты с какой глухомани вылезла? – стоило прозвучать его вопросу, как все дружно посмотрели