Другой Путь. Борис Акунин

вообще знает смысл этого слова.

      Какая все-таки скользкая и хитрая дрянь – старорежимная интеллигенция! Сколько презрения прячется за ее хваленой вежливостью! «Пятикурсница Носик» – вроде не придерешься, а будто сукой последней обозвал.

      – Жить без врагов все равно что жить без друзей, – отрезала Мирра.

      – У Клавдия Петровича и друзей нет, – рассеянно заметил Клобуков, окуная пленки в фиксажницу.

      – Терпеть таких не могу. Ни рыба ни мясо. Кто не умеет ненавидеть, тот и любить не умеет.

      – Вы полагаете? – Он на мгновение замер, блеснул на Мирру очками. – Если уравнение верно, его компоненты можно поменять местами. В данном случае не получается. Мне доводилось встречать людей, которые отлично умели ненавидеть и никого при этом не любили. Не думаю, что вы правы.

      Вот опять: ткнул носом в нелогичность, софист, а формально обидеться не на что.

      Враждебно наблюдая, как он промывает пленки водяным душем, Мирра сказала:

      – Такие, как вы, вечно во всем не уверены. И врагов у вас, как у вашего Логинова, конечно, тоже нет.

      – А у вас есть? Много? – вежливо так, и опять со скрытой интеллигентской издевочкой.

      – Много! Антанта, мировой капитализм, итальянский фашизм, японские самураи, клика Чжан Цзолина. И наша сволочь тоже: белогвардейские недобитки, бандюги, совбюрократы, мещане.

      – Действительно много. А у меня только один враг. И победить его труднее, чем Антанту. Но я учусь. Кое-что начинает получаться.

      Ассистент, оказывается, и не думал издеваться. Во всяком случае, ответил всерьез, задумчиво.

      Мирра сразу остыла – укрутила горелку. Спросила с любопытством:

      – Кто? Если не секрет?

      – Боль.

      – Какая боль?

      – Физическая. Я ее ненавижу, хочу избавить от нее людей. Понимаете, хоть я занимаю в хирургической клинике ставку ассистента, я не хирург. Я специалист по наркозу.

      – А, хлороформист.

      Теперь обиделся Клобуков.

      – Что за название! Хлороформ – средство допотопное и очень опасное. Оно погубило больше пациентов, чем неловкие операторы. Я анестезист.

      – Какая разница? – Она дернула плечом. – Обезболивание, как его ни назови, бабская профессия. Делай что скажут. Вот хирургия – мужская.

      Думала – окрысится, будет спорить, но он не стал.

      – Но вы ведь хотите быть хирургом? Не боитесь мужской профессии?

      – Сейчас многие женщины берутся за дела, которые считаются мужскими. Летают на аэропланах, водят мотоциклы, проектируют двигатели. Ну а я буду первой женщиной – выдающимся хирургом, – уверенно заявила Мирра.

      – Желаю успеха.

      И отвернулся, пропустил пленку через осушитель. Решил, конечно, что вузовка глупо хвастает, утратил к ней интерес, и раньше-то небольшой.

      Мирра насупилась. Пообещала себе, что больше рта не раскроет.

      Зажегся красный фонарь. Раствор в ванночке превратился в кровь, ассистент сделался