Помор. Валерий Петрович Большаков

совы сидят на кочках, похожие на пятна не сошедшего снега…

      Может статься, что никогда более не услыхать ему благовеста, доносящегося с островерхих деревянных церквей, прилепившихся на угорьях…

      Никогда?.. Ну зарекаться – тоже не дело. Кто ж судьбу свою ведает? Судьба непостоянна и переменчива, как женщина. Ни с того ни с сего так взбрыкнуть может, что только диву даёшься.

      Тут на палубу вышла мисс Дитишэм. Оставаясь в прежнем платье, она сменила капор на шляпку. Не успела девушка сделать и пары шагов, как резкий порыв ветра сорвал с её головки кокетливый головной убор.

      – Ах!

      Фёдор мгновенным движением поймал шляпу и с поклоном передал пассажирке.

      – Благодарю вас, – чопорно сказала девушка, надевая потерю и подвязывая ленту под остреньким подбородочком. – Вы норвежец?

      – Русский, мэм.

      – О! – Бровки мисс Дитишэм взметнулись, изображая удивление. Она продолжила на родной речи помора: – А как вас зовут?

      – Фёдором кличут. А фамилие моё – Чуга.

      – А я – Марион.

      «Марьяна», – перевел для себя Фёдор, а вслух сделал комплимент:

      – Хорошо вы по‑нашему говорите.

      – А я всегда стараюсь выучиться языку той страны, где обитаю, пусть даже временно. Когда мы жили во Франции, я брала уроки французского, а потом мы переехали в Россию… Мой отец работает в американском посольстве. – Марион запнулась и договорила тише: – Работал…

      Поймав вопросительный взгляд Фёдора, девушка объяснила:

      – Отец… Он умер в начале весны.

      Чуга покивал хмуро и вдруг, неожиданно для себя, сделал признание:

      – А я жену схоронил, Олёнку…

      – Ой…

      Поглядев на помрачневшего Чугу, Марион осторожно спросила:

      – Вы так назвали её… ласково. Любили, да?

      – Любил.

      Они замолчали, но общее горе словно сблизило их, размывая обычное отчуждение между случайными попутчиками.

      – Мне было пятнадцать лет, – негромко заговорила мисс Дитишэм, – когда мы покинули Штаты. Тогда шла война, северяне наступали, а нас они объявили врагами. Мой отец был плантатором, у него работало много чёрных невольников, но мы никогда их не обижали, во всей округе царил мир и покой. Я помню нашу усадьбу – белую‑белую, с колоннами, и парк, и как съезжались гости – мужчины в чёрном, а дамы в длинных платьях… Как звучала музыка, и все танцевали, и смеялись, и звенели бокалами… А потом пришли «мешочники»‑северяне. Пролилась кровь. Усадьбу нашу сожгли, а маму мы похоронили на семейном кладбище…

      – Чай, отец ваш за южан воевал?

      – Отец вообще не воевал! – резко ответила Марион. – Даже оружия в руки не брал. «За кого мне идти в бой? – говорил он. – За этого выскочку Девиса? Не желаю. Переметнуться к „Честному Эйбу“?16 Нет уж, увольте. Я не рвусь в герои, но и предателем стать не спешу!» Мы с папой и верным Зебони бежали в Новый Орлеан, оттуда добрались до Нью‑Йорка. Там живёт мой дед, он из тех, кого называют «старыми деньгами». Дед всю жизнь

16

Джефферсон Девис – первый и последний президент Южной Конфедерации (Конфедеративных Штатов Америки) во время Гражданской войны 1861–1865 годов. «Честный Эйб» – прозвище Авраама Линкольна. По всей видимости, именно честность мешала Линкольну сделать карьеру. В 1831 году он разорился, а на следующий год потерпел поражение на выборах в Законодательное собрание штата. В 1838‑м Авраам выставил свою кандидатуру на пост спикера, но избран не был. В 1843‑м ему отказали в должности чиновника земельной службы, тогда же он провалился на выборах в Конгресс. Три года спустя его таки сделали конгрессменом, но двумя годами позже избиратели отказали ему в доверии. Линкольна не выбрали в Сенат в 1855‑м. В 1856‑м он пытался занять пост вице‑президента, но безрезультатно, в 1858‑м – снова провал на выборах. Но Авраам не унимался и вошёл‑таки в Белый дом в 1861 году. В описываемое время президентом США являлся Эндрю Джонсон.