Беспредельный тупняк. Николай Максимович Сорокин

ет положительный цельсий. Так, разряженный в ноль аппарат не позволяет мне уйти в жир информационного разочарования. Мне верится, что обыкновенно ни у кого таких ситуаций не происходит.

      Тогда я обратился к глубинам своих карманов чтобы найти в них что-нибудь интересное, но из всего, что было для меня в новинку, в руку попала лишь выписка за безбилетный проезд, полученная полтора часа ранее.

      В целом не так страшно несколько раз к ряду влететь на штраф, хотя, что меня удивляет, практически все контролёры, которых я встречал свято верят, что, исполнив свою работу, они как следствие обязуют выписанный штраф оплатить. В этом самом смысле мне приятно с ними поговорить, так как отношения с контролёрами у меня выстраиваются очень дружелюбно: они мне выписывают штраф, я его не плачу, а система, на которую те работают, за неуплату этого самого штрафа мне его прощают, пусть и через два года. Об этом я выкинул несколько фраз и в этот день.

      Вспомнив этот случай, я обратил внимание, что взгляд мой на подсознательном автоматизме поднялся вверх к списку станций, которые мне ещё предстоит пересечь в этом поезде до конечной, и на моё счастье их оставалось три.

      За два часа до начала час-пика я вышел из поезда на станции, где родился, вырос и живу до сих пор. Два полицейских прогуливаются по широкому холлу собянинского метро, а я, поднимаясь по лестнице, заметил, что рабочая смена у контролёров, меня остановивших, окончилась, более их там нет.

      Прошёл мимо турникетов, на встречу жирная дверь по инерции открылась ко мне, и я проскакиваю так к ряду через две, выйдя в коридор на выход. На этом моменте я приподнял с век шапку, так как лишний раз мне приходилось поднимать голову по необходимости, а теперь я покидаю социальную тишину и хочу смотреть прямо, на тех, кто ещё не лишился себя самого для меня, обезличено сев в вагон.

      И правда, вот я вижу и пешеходов, и автомобилистов, и собачников, и курящих продавцов, и даже из окон домов я вижу жильцов и гостей, и звёздное поле пола вагона заменилось на хитрые лужи со скользкими сюрпризами. Мой район не так страшен, как вся Москва.

      Я двинулся пешком по нетипичному для похода домой направлению, всё также из-за столпов разваливающихся сугробов в глубинные провалы водных толщ, в которые упасть не столько страшно, сколько противно, ведь усердно работающие коммунальщики в часы снегопадов чистят отведённые им дороги в горы снега, которые, стоит тем начать таять, обнажают фекалии собачей жизни, за которыми не убрали хозяева. Будь они прокляты.

      Так, вместо того чтобы пройти, как и положено между выходом из метро и чёрным выходом продуктового магазина, через сквер, и во двор по направлению к школе и далее через дорогу – я решил сделать крюк по очищенной пешеходной зоне вдоль тех домов, которые обыкновенно оставляю срезанными.

      По моменту как я прошёл третий дом вдруг мною осозналось, что найденная «тройка» так до сих пор и лежит необналиченная в моём кармане, а ведь стоило мне на неё обратить внимание куда серьёзнее, чем на выписанный штраф.

      Я обернулся, устремив своё желание вернуться к турникетам за теми пятидесяти рублями, которые могу получить, легко протянув карту тётке в нужное окошко по продажам проездных билетов, но понял, что мне не так уж слишком чтобы и нужны эти деньги. Хотя моя тревожность от безденежья взыграла во мне, и я захотел сладкого.

      Один подъезд за одним, игнорируя даже предположение воспользоваться каким-либо транспортным средством, двадцать минут пути вдоль родных семнадцатиэтажек по правую, и помойных человейников по левую, на встречу встающей заоблачной Луне, мой шаг был ускорен. Были минутами минованы все продуктовые магазины, в которых можно приобрести крепкое на «тройкнутые» пятьдесят рублей; моя рука опустилась за ключами в задний карман протёртых в ляжках джинсовых штанов неизвестной мне марки, и уцепившись за рёбра ключей тяжёлая магнитная дверь в момент закрылась за мной.

      Мгновение, и я уже стою на кухне, посыпая сахар на мандарин, о чём неоднократно пожалел, думая, что косточки в нём мне будут не помеха. Телефон мною был поставлен на зарядку, и при получении электрического контакта восторженно им было объявлено наличие в потаённых карманах его естества 86%. Пока включался телефон я доел мандарин, обвёл языком свои зубы и понял, что задняя часть одного из передних зубов лишилась своей пломбы, кою я озабоченно перемолол с косточками мандарина и хрустящими гранулами сахара. Я пожалел теперь и о том, что не купил пива.

      В целом не так всё плохо, как отвратительно, и я могу это назвать именно отвращением, так как не вижу ничего в отвратительном плохого, – всё отвратительно как я не понимаю ничего: моя голова начала предательски чесаться, предвосхищая мысли о надвигающихся акне, которые покроят моё лицо.

      Я обратился к зеркалу, и действительно, контрастно-красная кожа лица вызвала что-то похожее внутри себя на злейшего врага моей эстетики: под режущим эпидермис светом я увидел назревающие лица покойных оппозиционеров, бледностью и отвратительностью которые тешат власть имущих. Почему-то все несогласные имеют проблемы с кожей, так по крайней мере мне представилось, и я, успокоившись над неизбежностью, отвернулся. С успокоением вернулся и голод.

      Часом