В дебрях Маньчжурии. Николай Байков

мы подошли к высокому гранитному утесу, на вершине которого вековые кедры вздымали свои темные ветви к голубому небу. Внизу, среди густых зарослей папоротника и актинидий, скромно приютился невзрачный стебелек женьшеня. Отличить его в этой массе листьев, травы и зелени мог только опытный и зоркий глаз таежника.

      Увидев драгоценное растение, старик остановился, как вкопанный, отбросил от себя палку в сторону, закрыл глаза рукою, упал на землю ниц и стал произносить молитву для умилостивления божества. Молитва эта, приблизительно, такова: «Великий дух, не уходи! Я пришел сюда с чистым сердцем и душой, освободившейся от грехов и злых помышлений! Не уходи!»

      Произнеся эти слова, Хо-син решился взглянуть на растение. Я стоял немного поодаль и наблюдал всю эту процедуру. Затем старик тщательно исследовал окружающую местность, перебрал руками все соседние растения и только убедившись, что поблизости нет другого пан-цуя, приступил к выкапыванию корешка, для чего y него имелись всевозможные специальные инструменты, в виде особых лопаточек, шильев, ножей, скребков, ножниц и палочек. Возраст женьшеня был настолько значителен, что он представлял уже большую ценность. Надо сказать, что молодые экземпляры растения не выкапываются из земли, а оставляются на месте на год, два и более, чтобы корешок «дошел».

      Цветочного стебелька у растения не было, он оказался обломанным и торчал на вершине стебля в виде пенька, вышиной в 3 см. Длина корня вместе с мочками не превышала 1/3 четвертей. Листьев было 4 шт., каждый – пяти пальчатый.

      Длина стебля – 2 четверти.

      Отряхнув его от песка и земли, Хо-син тщательно завернул драгоценный корешок в тряпицу и положил в берестяную коробку, находящуюся в походной сумке. Затем, опять совершив благодарственное моление горному духу, сделал на коре дерева затеску, поставив острием ножа какой-то знак на таинственном языке «Шу-хуа». Знак этот обозначал, что здесь найден был пан-цуй.

      Часа через два мы были уже в фанзе старика. Солнце склонялось к западу… Вечерело…

      Наскоро поужинав, похлебав жидкого супа из чумизной крупы, мы занялись приготовлениями к ночлегу, при свете примитивной лампы, состоящей из кусочка скрученной ваты, положенной на край глиняного черепка, на дне которого темнела густая масса бобового масла. Копоть и дым от этого светильника наполняли всю внутренность фанзы, так что у меня от непривычки в носу щекотало, и я принужден был выйти на свежий воздух.

      Таежная ночь приближалась. Ночные тени легли на долину горной красавицы Лянцзухэ, на пади и ущелья Тиколазы. В глубине темного неба заискрились звезды. В приречной уреме кричали козы и из чащи лесной доносилось уханье горного филина…

      Войдя в фанзу, я застал старого Хо-сина за очисткой корня от остатков земли. Промыв все мелкие корешки и мочки, он положил его на чистую бумагу на теплых канах, для просушки. Дальнейшая обработка корня состоит в его консервировании впрок; в этом виде он поступает в продажу. Этим делом занимаются