Лицо из зеркального коридора. Марьяна Романова

даже появляться перед ними – я скрывался в сарае, отсиживался там в темноте.

      А еще я скучал по брату, почти каждый день вспоминал его, думал, как он там? Почему-то я был уверен, что Петя жив, что деньги, за которые мать обрекла меня на лесное затворничество, помогли вытянуть его с того света. Однажды я набрался смелости и попросил у Колдуна разрешения навестить своих, но тот только криво усмехнулся в ответ.

      Я был пленником и человеком без будущего.

      А когда наступила зима, моя первая зима в его доме, я понял, что зря жаловался – худшее меня ждёт впереди. Иногда я всю ночь не мог уснуть от холода, казалось, я чувствую этот холод каждой косточкой, каждой клеточкой тела. Колдун будил меня, когда было еще темно, и засыпал я тоже во тьме. Именно зимой я, кажется, впервые в жизни плакал от усталости.

      Но все же я старался не раскисать. Понимал, что если позволю разрастись жалости к себе, то не выживу. Печальные мысли – это роскошь, потому что они забирают слишком много ресурса. Напротив, я старался внутренне как можно дальше отойти от собственной личности. Как будто бы существовали два Егора – у одного была семья, прошлое, детские влюбленности, глупые мечты и надежды. А второй просто машинально делал то, что приказывали, как робот, как дрессированный пес.

      Я выполнял всю тяжелую работу в доме Колдуна, а он, казалось, вообще не замечал моего существования. Я не то чтобы слова благодарности от него ни разу не слышал, даже не мог вспомнить момента, когда он бы посмотрел мне в глаза. Все указания Колдун давал, говоря как бы в сторону, в пространство, сквозь зубы. Возможно, если бы кто-нибудь сказал бы ему, что я тоже живой человек, он бы искренне удивился.

      Шли месяцы, и мое отношение к Колдуну менялось.

      Поначалу я его ненавидел – это была холодная лютая ненависть запертого зверя, который ведет себя спокойно, но если ему представится шанс, порвет любого приблизившегося в клочья. Меня раздражало в нем всё – прямая спина, тихий голос, даже его запах. Иногда я смотрел, как он идет по лесу, бесшумно, как кот, под его ногами даже ветки не хрустели, и думал: чтоб ты сдох, чтоб ты сдох… Не знаю, подозревал ли он об этом, думаю, ему в любом случае было все равно…

      Но время шло, и однажды, к своему удивлению, я поймал себя на мысли, что начал подражать своему мучителю. Копировать его жесты, интонацию, походку. Мне захотелось быть похожим на него, стать таким же безупречным. Аскеза Колдуна была строже моей, но его это, казалось, ничуть не заботило. Случались ночи, которые он проводил совсем без сна, и дни, в которые он не принимал никакой пищи. Его это не огорчало, он оставался таким же невозмутимым и энергичным. Настроение его всегда было ровным и не зависело от внешних обстоятельств. Я не мог представить Колдуна плачущим или тоскующим. Даже его лицо свидетельствовало о глубоком внутреннем равновесии на грани полного отсутствия человеческих эмоций. Он был молод и полон сил.

      Мне было интересно его прошлое. Интересно, каким он был в моем возрасте? Был ли он