Пока Оно спит. Артем Римский

ответа, оправдывающего чувство беспокойства, найти не могла. Попытки вновь уснуть оказались безуспешными.

      Ни душ, ни чашка горячего кофе так и не сняли далекой тревоги в ее душе, более того, Катрина чувствовала, что эта тревога нарастает.

      Выйдя на улицу раньше обычного, Катрина вновь ощутила такой любимый ею аромат осенней свежести и глубоко вдохнув, некоторое время держала этот воздух в легких, в надежде, что он растворится в ней и своей свежестью рассеет все страхи и беспокойства. По дороге на работу она пыталась отвлечься от назойливого чувства с помощью музыки и наушников, а открыв магазин, сразу принялась наводить порядки на витринах и под ними. Затем принялась протирать и без того блестящие картины и часы, статуэтки и посуду. Она рассчитывала, что активность сможет ее отвлечь, но не тут-то было – беспокойство не отпускало ее ни на минуту, и волнами накатывалось на ее нервы. Оно также выражалось в крайнем раздражении в обращении с покупателями, чего Катрина старалась себе не позволять. Но сегодня она не могла совладать с эмоциями и замечала, что в людях ее раздражает абсолютно все: от внешности до их вопросов, которые казались девушке бесконечно глупыми. Ближе к двум часам дня она уже подумывала, не выпить ли ей какой-нибудь успокоительной таблетки, которых она всячески избегала и сторонилась. Она чувствовала, что не может усидеть дольше двух минут, все мысли путаются и, ворвавшись в голову бессвязным вихрем, таким же вихрем ее покидают. Все валилось из рук, и она даже заметила легкую дрожь в кистях. Но больше всего Катрину пугало то, что она ничем не могла объяснить эту тревогу, и в то же время, это ощущение казалось ей невероятно знакомым и вполне логически объяснимым.

      Катрина решила сходить выпить кофе в ближайшее кафе, и постаралась незаметно пройти мимо соседнего павильона, где ее приятельница Лина торговала дешевой одеждой, не стыдясь называть свой товар эксклюзивными вещами. Вообще Катрина не стремилась к подобному обществу, но Лина умела бесцеремонно игнорировать чужие желания. Также и в этот раз Лина настигла Катрину уже у входа в кафе, состроила обиженную гримасу, и упрекнула Катрину в том, что та не пригласила ее с собой. Катрина же в отличие от своей знакомой была девушкой тактичной и сказать, что хотела пообедать в одиночестве, не решилась. Лина была тридцатипятилетней женщиной с бегающими зелеными глазами, взгляд которых порой казался абсолютно несфокусированным, крашенными рыжими волосами, обладала пышными формами, и как многие знавшие ее люди между собой отмечали, формы эти компенсировали количество извилин в ее голове. То, что Лина неизменно тараторила, и что было трудно ее переслушать, Катрину обычно не смущало; сказать по правде, она просто не слушала, а воспринимала речи знакомой как звуковое сопровождение во время обеда, что не сильно отличалось от звучания радио или телевизора. Как признавалась себе Катрина, эта женщина на самом деле вызывала в ней то чувство умственного превосходства, которое, как и любому