Дневник Алёны или Как научиться себе не врать?. Родионова Маргарита

очень и очень плохо, гадко. Вот пойми этих взрослых! Где наше справедливое наказание? Мы одновременно поднялись из-за стола, и подошли к папе:

      – Папа, нам нужны деньги.

      – Вот как! Позвольте поинтересоваться, зачем? И много?

      – На цветок для Наташи, – без предисловий начала Оля.

      – Ага… А какой у неё был ?

      – Мы не знаем, но хотим купить ей самый красивый.

      – Похвально. Ну что ж, вместо каруселей купим для Наташи что-нибудь красивое.

      Мириться с Наташкой мы шли, торжественно неся в красивом горшке раскидистую берёзку. Мы боялись, но осознанно решили пройти через это испытание. Мы ещё не научились чувствовать чужую обиду и боль, мы поняли, что чувствовала Наташка.

      Мама ходила в школу, затем проводила воспитательные работы дома. Бабушка наказывала нас рукоделием: для нас самое тяжёлое – сидеть на одном месте, занимаясь однообразным трудом. Она усаживала нас в разные углы, и мы вышивали, вязали, шили куклам наряды, а бабушка рассказывала о маме, когда та была маленькая или читала нам. Когда терпение и мамино и бабушкино подходило к концу, вмешивался отец. Он выстраивал нас перед собой и грозно вопрошал:

      – Что ещё натворили, жемчужины?

      Если он так спрашивал, то можно ещё надеяться на снисхождение. Мы честно рассказывали о случившемся, а папа выносил решение:

      – Кино не будет, прогулок тоже.

      Мы лишались воскресного выхода или в кино, или в театр, или ещё куда-нибудь, сидели дома и занимались рукоделием, читали. Вели себя тихо-тихо, как благовоспитанные мышки.

      Но если папа спрашивал:

      – Так, в чём дело?

      Мы лишались сразу и всего надолго.

      – Видеть вас не желаю, – в заключении говорил отец.

      Нас переставали замечать, интересоваться нами, нашими делами, словно мы исчезали из поля зрения взрослых. Нас для родителей просто не существовало. Это было обидно и страшно. А слёзы, как метод воздействия на родителей, в нашей семье не поощрялись.

      – Крокодильи слёзы, – говорила бабушка.

      Нас сразу отправляли в ванну – поплачьте там, а после поговорим. Плакать без зрителей, без перспективы на жалость и прощение не интересно. Мы сидели в своей комнате. Чувствуя свою ненужность, раскаивались в содеянном и обещали друг другу – никогда-никогда больше мы ничего такого не сделаем. Вот все увидят какие мы хорошие, примерные и тогда нас наконец-то заметят и снова будут любить.

      Бедная мама, мы, как два чертёнка, вечно что-то придумывали, а затем получали по заслугам. Но наша жизнь была не только в чёрных красках. Или в чёрненьких.

      ***

      Но наша жизнь была не только в чёрных красках. Или в чёрненьких. Она, как разноцветные бусы из камня «кошачий глаз» – красивые переливающиеся разноцветные камушки, чередующиеся в совершенно произвольном порядке.

      Наступил черёд тусклой серой бусинки. С неба шёл долгий, противный дождь, на дворе стояла чёрная отвратительная осень, впереди