Собрание сочинений в шести томах. Т. 5: Переводы. О переводах и переводчиках. М. Л. Гаспаров

никто, чей сын под Троей пал,

      ⁶⁰ Каменьем не побили бы ее.

      Елена здесь и плачет о сестре;

      Одна утеха ей в ее скорбях —

      Дочь Гермиона, та, кого она

      Оставила, бежав, в дому отца,

      ⁶⁵ А тот привез выкармливаться к нам:

      Лаская дочь, мать забывает боль.

      И вот я не свожу с дороги глаз:

      Где Менелай? Бессильны мы спастись,

      Коли не он – спаситель нам. Увы!

      ⁷⁰ Злосчастен род и безысходен рок.

      E. – Дочь Агамемнона и Клитемнестры,

      Скажи, Электра, долгая меж дев,

      Как стала ты и кровный твой Орест

      Убийцами для матери своей?

      ⁷⁵ Мне речь твоя не в скверну, потому

      Что для меня всему виновник – Феб;

      Но Клитемнестра мне была сестра,

      Которой я с тех пор, как божья страсть

      Меня послала на троянский путь,

      ⁸⁰ Не видела, и плачу, потеряв.

      Э. – Что мне сказать, Елена? Посмотри

      Сама, в какой беде Атридов сын,

      И я над ним без сна: он как мертвец,

      С чуть слышным вздохом в жалостной груди,

      ⁸⁵ Я никого не обвиняю – но

      Ты счастлива, и счастлив твой супруг,

      Несчастным нам представшие в беде.

      Е. – На это ложе он давно ли слег?

      Э. – Тотчас, как пролилась родная кровь.

      ⁹⁰ Е. – Как страждет сын! и как погибла мать…

      То, что получилось, мне совсем не понравилось. Выровненный и судорожно сжатый ямб, стопы по швам, становился сам себе стереотипом, – как будто язык окостенел, все выражения клишировались, и текст звучит утомительно-однообразно. Я отталкивался от Анненского как от крайности словесной вольности – теперь передо мною была крайность словесной строгости, такая же неприятная. Пришлось отталкиваться от самого себя. Я отказался от сковывающего 5-стопного ямба; а чтобы свободный стих не был слишком уж свободным, я постарался, чтобы строки имели преимущественно женские окончания, а длина их, сообразно длине строк оригинала, сама получалась по большей части в четыре слова.

      Поначалу показалось, что такой размер действительно более гибок и лучше передает искусную трогательность еврипидовских интонаций. Действительно, жалостливые сцены получались в таком размере выразительнее – как будто герои сходили с котурнов. Но Еврипид не весь насквозь жалостлив, и скоро стало ясно, что текст опять-таки получается однообразен – на этот раз не возвышенным, а сниженным однообразием, какой-то разговорною воркотнею. Чем дальше я двигался по «Оресту» через строгие агоны, четкие диалоги и напряженные сюжетные повороты, тем больше я разочаровывался в выбранном средстве. Четырехударный свободный стих – гибкое выразительное орудие, и я не сомневаюсь, что в нем можно изыскать такие дополнительные ритмические ограничения, которые заставят его звучать и торжественно, и убедительно, и динамично. Но я этого сделать не сумел. При неудачах принято утешительно говорить, что отрицательный результат эксперимента тоже плодотворен. Я хотел, чтобы не утомлять читателя, напечатать здесь только часть этой большой трагедии, но подумал, что это нехорошо по отношению к Еврипиду: все-таки он интереснее, чем его переводчик.

      Орест

      Действующие