Титановый король. Юлия Резник

становится последней каплей. Я вскакиваю с табурета, сгребаю злосчастную повестку, сминаю и отшвыриваю в ведро.

      – Так, все. Аудиенция окончена. – Распахиваю настежь дверь.

      – Не дури! Ты сам из такого дерьма не выберешься! Хоть так, хоть так – тебе с этими пацанами ничего не светит.

      – Мам, – в отчаянии зарываюсь ладонью в волосы, – забери его, а? Не доводи меня до греха.

      – Федька…

      – Ма-ма! Уйдите. И не смейте даже… Они мои, мои, до вас не доходит? Они мои, а вы… Я сомневаюсь. Мои родители просто не могут быть такими уродами.

      – Федя… Мы же как лучше… Ну, что ты…

      Мама плачет, отец тащит ее за руку:

      – Не хочет – не надо. Значит, еще не время. Потом сам придет. Ты придешь, – крупный длинный палец тычет мне в грудь. В голове, как в калейдоскопе, всплывают картинки: вот я выкручиваю эту самую руку, делаю подсечку и отправляю отца на пол. В реальности же что-то останавливает меня от этого шага. Может быть, то, что я, в отличие от своих родителей, еще не забыл каких-то базисных прописных истин, которым, кстати, именно они меня и учили. Поднять руку на родного отца для меня так же немыслимо, как на женщину или ребенка. А ведь хочется… Очень хочется, господи!

      Родители все же благоразумно уходят. Дверь закрывается с громким хлопком. Я прислоняюсь лбом к наличнику и бью в стену кулаком что есть силы, вколачивая в нее свою ярость.

      – Эй, па, ты чего?

      – Ничего. Вы поели?

      – Я за добавкой.

      – Вот и правильно. Давай подложу. Уроки сделали?

      – Ну, так… Мы старались.

      – Учиться нужно хорошо.

      – Я знаю. Но в школе ужасная скукотища. И училка настоящая грымза.

      И это тоже моя боль. То, что Данька с Ником учатся, где придется. Лиза планировала возить их в гимназию на другой конец города, но если бы я вписался в эту историю, то работать бы мне было некогда. Весь день уходил бы на то, чтобы развозить пацанов по школам и секциям. Пришлось идти на жертвы и отдавать ребят в школу у дома. Черт с ним. В любом случае это лучше, чем обучение в каком-нибудь интернате, где всех детей без разбору отправляют в коррекционный класс. Я утешаю себя этой мыслью, когда чувство вины становится особенно острым. Вот прям как сейчас.

      – Грымза? Где ты слово такое услышал? – кривлю губы, типа, улыбаюсь.

      – Так Дашка говорит.

      – Твоя подружка?

      – Фу-у-у, не. Я только с пацанами дружу.

      Ну, это пока. По крайней мере, я на это очень надеюсь. Уроки пацанов проверяю, когда те уже укладываются спать. Тычу вилкой в остывшие пельмени, просматриваю их писанину. Пока ничего сложного. Крючки да палочки. Неудивительно, что они не в восторге. На подготовительных курсах при гимназии программа была гораздо сильней. Башка пухнет. Еще и эта повестка… Я, конечно, сделаю вид, что не получал ее, но… Ч-черт. Все-таки придется идти к адвокату. Чтобы он в который раз попытался ускорить процесс усыновления. Тот буксует, потому как двадцатитрехлетний парень для органов опеки не самый лучший кандидат в приемные отцы.

      Раскладываю кухонный диван (единственную