Лекарство от колдовства. Мария Мусина

либерал? – заерзал Воздвиженский. – И вообще, при чем здесь мои политические взгляды?

      – А при том! Я с вами здесь уже час беседую. Я, между прочим, на государственной службе человек! У меня помимо этого убийство еще десяток дел нераскрытых! А вы мне тут про свободу лапшу на уши вешаете!

      Марат схватил настольную лампу, направил ее свет прямиком в глаза психиатру.

      – Что вас связывало с убитым Стасом Завьяловым?

      – Слушайте, – Филипп как мог рукой отстранялся от слепящего света, – это переходит уже все границы! Можете считать меня хоть либералом, хоть кем, но я буду жаловаться! Если у вас есть конкретные факты – предъявляйте. А если у вас просто догадки, так, знаете, идите с ними к черту. Ни один российский гражданин не подлежит уголовной ответственности за то, что он вдруг оказался на месте преступления. Пусть даже убийства!

      – Ах, вот как ты заговорил! – Марат с силой хлопнул лампой по столу.

      Воцарилась тьма.

      Филипп вжался в стул: сейчас бить будет. Но удара не последовало. Марат ругнулся, зажег большой свет в кабинете.

      Долго молча смотрел на Воздвиженского. «Что его занесло в наши края? Такая типично столичная цыпа, интеллигентик ученый. Дисер пишет? Так дисер можно и в Москве писать – психов везде навалом. Квартиру ему обещали? Так не дадут же, там же в психушке и живет. Деньги? Какие тут деньги? Веление сердца?» Марат не первый день жил на этом циничном свете, а уже тридцать лет и три года. Какого веления? Какого сердца? Как говорится, никогда такого не было и вдруг опять?

      – Отрицаете, значит, все?

      – Что «все»? Я вам честно все рассказал, как все было.

      «Дать ему сейчас по рогам – по-другому запоет. Ну да, а потом в суде откажется, блеять будет: меня били, ножовкой пытали, бутылкой насиловали… И мне выговор за то, что суд дело на доследование вернул. И уже не первый выговор-то».

      Марат пододвинул Воздвиженскому лист бумаги:

      – Подпишите. Подписка о невыезде.

      Филипп быстро расписался:

      – Я свободен?

      Кузьмин не ответил, окатил доктора презрительным игнором. Долго смотрел вслед из окна. «Идет, идет. Нормально так себе идет, и не похож он на убийцу, не по этому делу. Стас Завьялов был убит ножом и ограблен – карманы все вывернуты. При Воздвиженском ничего такого не обнаружено – ни денег, ни телефона Завьялова. Скинуть успел? Так все вокруг обшмонали – не нашли. Но как его занесло на эту Совхозную? Какая-то причина должна быть. Ее просто не может не быть. Где Совхозная, а где психбольница. Не, не договаривает явно этот, в очочках модных. И что за мода пошла из себя придурка строить? Вот, правду говорят: психиатры – сами все психи. Потому как это заразно – пси. Английские ученые пока еще этого не доказали, но они – на пути».

      Филипп добрался до своей комнаты и рухнул на кровать. Идиотское положение. Как он мог сказать правду? Так и сказать: «Моя пациентка, знаете ли, тяжелая шизофреничка с тревожным бредом, рассказала мне, что недалеко от железнодорожного моста убьют ее жениха. И даже описала, как это будет происходить. Время, правда, неточно назвала. Сказала: на рассвете. А какой рассвет в десять вечера? Поэтому я и опоздал». Нет, скажи Филипп этому тупарю следователю – психушка будет его, Филиппа, дом. А он не хочет в психушку. Он тут и так живет. Но все же как доктор, а не как пациент.

      Филипп Алексеевич Воздвиженский, выпускник Московского государственного медицинского университета по специальности «Психиатрия», приехал работать в психиатрическое отделение районной больницы три месяца назад. Не то чтобы сам просился, но и не отказался, когда предложили. В Москве быть на побегушках еще лет пять, а здесь самостоятельность, оклад приличный, квартиру обещали. Обманули, разумеется. Не дали пока. Но это и не так важно. Комнатку выделили в больнице чистенькую, нянечка тетя Рая убирает, еду готовит. Филипп кладет зарплату в тумбочку, тетя Рая деньги оттуда берет, обратно чеки из продуктового магазина аккуратно складывает. И от денежной благодарности за стирку-готовку-доставку – отказывается. «Ты, говорит, мне как внук». Еще и слезу смахивает.

      Без личной драмы тоже не обошлось. «Посттравматический синдром» называется. Но это тоже уже неважно, это Филипп уже пережил. Во многом благодаря своему отъезду из Москвы. Вовремя уехал. Все надо вовремя делать.

      Даже странно сейчас вспоминать, как лежал долгими московскими вечерами, перебирая в памяти приметы предательства любимой. А они были, эти приметы! Хорошо, что сейчас нет таких переживаний. Это Филипп сам себе диагноз поставил: «Нарушения когнитивных процессов и эмоционального состояния – не произошло». И слава богу!

      – Филипп Алексеевич!

      – Иду!

      Ночь-полночь, но никому в больнице не приходит в голову беречь чуткий сон доктора Воздвиженского. А как тут убережешь, когда он под боком, а у больного обострение?

      – Опять Прохорова?

      Санитар молча кивнул. Он вообще был молчуном, этот Авдей. Двухметровый, кулачище с арбуз, добродушный, но Филипп не слышал от него за три месяца ни одной внятной фразы. «Филипп Алексеевич», –