cнарк снарк: Чагинск. Книга 1. Эдуард Веркин

В доме было тихо. Я представил, как Снаткина уединилась в чулане, открыла сундук и перебирает в нем свою картотеку. Письма, квитанции за свет, фотографии, газетные вырезки, карточки с именами и болезнями.

      Я вдруг подумал: а что, если… случалось же такое, попал в плен, сбежал из лагеря во Франции, перебрался в Бразилию. Прошло сорок лет, времена поменялись, и написал, письмо дошло, но промазало и попало к Снаткиной. А Снаткина, потому что она Снаткина, письмо прижала. И теперь, через много лет после бабушки, хочет его отдать. Посмеяться. Или, напротив, совесть замучила, такое случается.

      С улицы Рабочей вырулил Хазин, заметил, поморгал фарами и направился ко мне. «Шестерка» гудела по-другому, как трактор, и дымила тракторно.

      – Так и знал, что ты тут, – сказал Хазин. – Домой ходил, что ли?

      – Не ходил… Снаткину встретил.

      – Велосипедистку? – Хазин с опаской огляделся. – Убийца которая?

      – Ну да…

      – Садись! Садись, а то она и нас щукой ухайдошит!

      Хазин рассмеялся, открыл дверцу.

      – В «Чагу» свежее завезли, – жизнерадостно сообщил он. – Утренним койотом из Кологрива! Торопись, нам скоро в библиотеку.

      – Что?

      Утренним аксолотлем из Вупперталя.

      – Паша Воркутэн категорически приезжает! – сообщил Хазин и потряс «Чагинским вестником». – Подарок жителям города от городской администрации и корпорации НЭКСТРАН! Завтра концерт!

      – Я так и знал, – сказал я.

      Механошин дал культуру.

      – Давно хотел спросить, уважаешь ли ты Пашу Воркутэна? – поинтересовался Хазин.

      – Я уважаю Пашу Воркутэна, – ответил я. – Он певец и… подвижник.

      – Никогда в этом не сомневался.

      Хазин замолчал, выпучил глаза, стал косить ими в сторону.

      – Идет! Идет! Вить, запрыгивай!

      Я обернулся. Приближалась Снаткина. Короткие расстояния Снаткина преодолевала и без подпорки, но при этом казалось, что она опирается на невидимый велосипед – Снаткину сильно косило в правую сторону. Невидимый велосипед, незримый скейт, Чагинск приготовил нам много сюрпризов.

      Снаткина приближалась, а я ощутил некоторое волнение, особенно когда заметил, что она сжимает в руке клочок бумаги.

      – Жила-была Спирохета и брат ее Гранулёз… – негромко сказал Хазин.

      Снаткина подошла, заглянула в машину. Я думал, она скажет Хазину что-нибудь язвительное, но она просто смотрела и смотрела. Так что Хазин засмущался и сделал вид, что читает газету.

      Через минуту Снаткина обратилась и в мою сторону.

      – Я твоей бабке сорок рублей должна осталась, – сказала Снаткина. – Отдам.

      Снаткина сунула мне в руку бумажку и направилась к дому. Хазин сфотографировал ее в спину.

      Так вот.

      – Витя, ты, гляжу, приподнялся, – не удержался Хазин. – Сорок рублей, можно валить домой.

      Я развернул скомканный тетрадный лист.

      – Золотом, что ли? – насторожился Хазин.

      Внутри были четыре красных банкноты. Сорок рублей. Раньше на это можно было велосипед купить, подержанный, но зримый. И я