cнарк снарк: Чагинск. Книга 1. Эдуард Веркин

на бок, завел двигатель, «шестерка», скрипя, двинулась по Типографской.

      – Надо работать по обычной схеме, – рассуждал Хазин. – От славного прошлого к славному будущему. От дегтя к предприятию «Музлесдревк», от старой водокачки к новой водокачке. И не забываем ершей!

      Хазин указал на плакат с гербом, украшающий стену типографии. Ерш на плакате выглядел весьма себе рококо. А Хазин пребывал в хорошем настроении.

      – Мне кажется, что роль ерша у нас недооценена, – рассуждал он. – Собственно, вспоминается «Сказ о Ерше Ершовиче», ну и еще что-то там… А зря. С ершом можно в принципе работать. Хотя наш народ, конечно, больше любит мышь.

      – Наш народ любит мышь? – удивился я.

      – В широком смысле да. – Хазин притормозил, сделал несколько снимков холодным фильтром: гостиница, сбербанк, «Хозтовары», «Парикмахерская». – В том же противостоянии мыши и кота народ отождествляет себя, безусловно, с мышью. Мышь – это маленький человек, Акакий Акакиевич. Кот же – стихия насилия, власть, империум, погром. И народ едет в тот же Мышкин и с вызовом покупает красную глиняную свистульку, потому что народ – стихийный бунтовщик. Читай Пушкина, там про заячий тулуп и мосье Швабрина.

      Уолт Дисней, подумал я. Швабрин, кажется, сволочь, после обеда Хазин, случается, утомителен.

      – Тогда покровитель Мышкина – Уолт Дисней? – спросил я.

      Хазин задумался, проверил вспышку, двинулся дальше.

      – Надо, кстати, подкинуть им идею, – рассуждал Хазин, руля. – Пусть мышкинская мэрия бьет челом в «Маус Хаус», как там… «не растекаясь мысью по древу, вычерпнет Дон своими шеломами…».

      Я с сомнением хмыкнул.

      – Только не говори, что по древу можно растекаться мыслью, – сказал Хазин.

      – Но и мышью тоже растекаться нельзя, – возразил я.

      – Мысью как раз можно. Знаешь, есть такие лесные древесные мыши, мелкие, но чрезвычайно шустрые, меня такая в детстве укусила… Мысь, короче. Слушай, я понял! В русской культуре нет сказок про мышей!

      – И что?

      Заныли зубы и голова. Хазин не унимался.

      – И вот почему. Мышь – безусловный носитель протестантской парадигмы, – вывел Хазин. – Несколько отстраненный элемент, чуждый. Мышь крадется вдоль стен и крадет зерно, мышь распространяет инфекции, мышь грызет проводку бомбардировщика «Максим Горький», мышь – безусловное зло. Но нам почему-то многие годы внедряли ее позитивный образ…

      – Хазин, – попросил я. – Ты противоречишь сам себе.

      Нет, он не унимался:

      – Ерш напротив – явный государственник, он выступает прямо и гордо, с открытым забралом! Я думаю, нам надо это подчеркнуть!

      – Не надо, Хазин, – попросил я. – Не надо.

      – Почему?!

      – Ты же не знаешь, кто на самом деле книгу заказывал, да? А может, ее протестанты заказывали?

      – Это Механошин-то протестант?! Ты его рожу видел?

      Хазин наблюдателен.

      – Механошин, может, и не протестант. Но вряд ли книгу заказывал именно он.

      – Думаешь, Светлов? – тут же зацепился Хазин.

      Я