Дочь полка 2. Дана Перловская

по аккуратному круглому почерку, девочка старалась. В письме она писала о том, что очень скучает по отцу и очень его любит. Также Настя в свои шестнадцать лет устроилась на завод, где шьют одежду на фронт. Правда жаловалась, что у неё пока ничего не выходит. Все остальные девушки уже наловчились и делают всё быстро, а она нитку в иголку всунуть не может и напёрсток с пальца слетает. Все руки уже исколола. Но Настя обещала, что не сдастся и тоже «наловчится». Будет помогать стране. Дочитав до конца, Катя взглянула на Дроздова, который за всё это время не проронил ни слова, сосредоточившись на слушании. Хоть его глаза были не видны, но девочка поняла, что боец гордится:

      – Работает, – проговорил тихо Николай. – Молодец какая.

      Кате вспомнился её отец, и как она писала ему вместе с мамой и братьями. Ведь она тоже хвасталась тем, что помогает по хозяйству, учится готовить. Гордился ли ей папа? Девочка была уверена, что да. Какой родитель не испытывает гордость за своего ребёнка? Она свернула письмо в треугольник и всунула в руку Дроздову:

      – Вот, – встала она и потёрла под коленями руками.

      – Спасибо, – поблагодарил её Николай и провёл пальцами по краю конверта.

      Катя отправилась в окопы. Там тоже были солдаты. Картина точно такая же: пляски, радостные возгласы, повторяющиеся популярные песни. Только места было меньше, поэтому бойцы загородили ей путь с двух сторон. Но итог, где бы он не был – в медпункте, в лагере, в окопах, всегда один – счастливые лица солдат. Такая искренняя улыбка была самой дорогой, самой ценной, самой согревающей. Катя смотрела на них и радовалась вместе с ними. Ей, так же, как и Марии Фёдоровне, некому было писать. Но девочке ничуть не было обидно. Всё-таки раздавать почту тоже хорошее занятие. После стрельбы с командиром, конечно.

      * * *

      Александр развернул письмо и уже собирался перечитать теперь знакомые ему строки, как сзади его по спине стукнула чья-то тяжёлая рука. Он обернулся и увидел запыхавшегося красного Сорокина:

      – Меня заставили польку отплясывать, – выдохнул он и встал рядом с другом. – Ты своё получил?

      – Давно, – показал исписанный лист командир и стал его сворачивать назад.

      Если пришёл Иван, то почитать ему никто не даст.

      – Всё-таки зараза ты, Сань, – сказал тот и убрал конверт в карман. – Не пляшешь.

      – Да ладно тебе, – усмехнулся Резанцев. – Тебе – то какое до этого дело?

      – Хоть бы под ту же «Барыню». Все же скачут, – продолжал Иван.

      – Ну ты как себе это представляешь? Я и танцы. Две несовместимые вещи. К тому же, я командир.

      – Вот как раз я это себе прекрасно представляю! – поднял брови тот. – Помню, как ты вальс…

      – Тише! – шикнул на него Александр и огляделся, нет ли кого поблизости. – Не здесь.

      – Тебя Танька практически тащила, – продолжал издеваться приятель. – Ты ей все ноги оттоптал…

      – Ваня!

      Сорокин рассмеялся, задрав голову к небу:

      – Не, ну ты интересный. Ты жениться собрался! Как на свадьбе