Шестой ангел. Наталия Беззубенко

щуплого очкастого ботаника он превратился в импозантного широкоплечего мужчину. Удлиненная каскадная стрижка. Легкая небритость. Без очков. На подбородке, помнится, была ямочка. И на щеках, когда Матвей заразительно смеялся. И глаза такие же пронзительно серые. Агата глубоко вздохнула, она помнила многое из того, что хотела забыть.

      – Ты… – Матвей Шелестов запнулся, – давно не виделись…

      – Эти те самые? Из моря? – Агата разглядывала ангелочков, только бы не его.

      – Да, они. Помнишь Толика Платонова? Вот он разбогател, заделался меценатом. И затеял всю эту реставрацию. Первым делом распорядился поднять их со дна и привести в порядок. У одной девочки кусок руки отбился, другая с основания упала, когда вытаскивали… Агата, почему ты тогда уехала? – внезапно спросил Матвей, крепко сжал ее плечо, развернул лицом к себе.

      Серые глаза изучающе смотрели на нее, она пожала плечом и сбросила его руку, на всякий случай отступила на шаг назад.

      – Мне про реставрацию уже твоя жена рассказала. Я в курсе.

      – Какая жена?

      Агата хмыкнула:

      – А у тебя их несколько, как у султана? Тогда первая, Галка. Только что у моря встретились.

      – Мы развелись несколько лет назад. – Он запустил руку в волнистые волосы, такой знакомый жест нетерпения.

      Агата промолчала. Развелись так развелись. Дело житейское, к ней не имеющее никакого отношения.

      – Соболезную. – Она осторожно обошла его и направилась по боковой аллее. Помнится, где-то здесь была калиточка, а от нее и до теткиного дома рукой подать, минут пятнадцать быстрым шагом по лесной тропинке.

      Громкое, настойчивое «Подожди» всполошило птиц, запуталось в сосновых ветках.

      – Спешу. Дела, – бросила она, не останавливаясь.

      – Это не просто ангелы. Это дочки Федора Захржевского. Я нашел архивные записи: все его дочери умирали в раннем детстве. А потом он заказывал скульптуры у итальянского мастера по своим эскизам. – Шелестов знал, как задеть Агату за живое. Она, как рыба, захватила наживку с крючком и остановилась.

      – Надгробия? – Матвей все-таки добился своего, она взглянула на него. – Почему они оказались в море? Не на кладбище?

      – Когда усадьбу национализировали, так распорядился красный комиссар. Ослушаться его не посмели. Сначала вовсе хотел разбить, а потом передумал, приказал сбросить в море. Да, и из музеев только что привезли вещи, принадлежавшие семье. В том числе миниатюры Захржевского, – и небрежно добавил: – Взглянуть не хочешь?

      Крючок прочно вошел в горло и поволок за собой. Уйти, не взглянув хоть одним глазком на сокровища, Агата уже не могла. Они направились к дому по центральной аллее, обрамленной по обеим сторонам живой изгородью шиповника. Шелестов прервал затянувшееся молчание:

      – Парк обновляют. Заметила? И постройки старые, без исторической ценности снесли. Помнишь, сарай здесь был со всяким хламом?

      …Помнишь?