Царская внучка. Светлана Бестужева-Лада

мы еще вернемся. А сейчас я хочу знать, как здоровье моей кузины. То есть хорошо ли ты обо всем позаботилась.

      – Ваше высочество! – оскорбилась Наталья. – Когда за дело берусь я… если принцесса Елизавета доживет до вечера, я сама готова принять постриг.

      – Ты не православная, – отмахнулась я. – Так что вместо монастыря я лучше тебя от любовника отрешу. Сошлю твоего Левенвольде куда-нибудь подалее, да посевернее, куда ворон костей не заносит…

      – Ваше высочество, нет! – ахнула, побелев, Наталья. – Не губите!

      – От тебя зависит. Кстати, вполне возможно, что и аграф ты свой получишь, и новую упряжку в карету. Только пока я еще не знаю, от кого.

      – Но вы же не согласитесь принять этого саксонца наедине?

      При произнесенном слове «наедине» медовые глаза Лопухиной заволокло дымкой недавних сладких ощущений.

      – Я подумаю. А пока узнай, что с кузиной. Только…

      – Все будет тайно, ваше высочество. Я мигом.

      И повеселевшая Наталья змейкой выскользнула из моих покоев. А я вдруг почувствовала, как сердце сжала ледяная рука страха. Во что я ввязываюсь? Тут ведь человеческая жизнь гроша ломаного не стоит: будь ты хоть холопка, хоть императрица, яд на всех действует одинаково. Кто поручится, что моя жизнь в дальнейшем будет в безопасности? А если Елизавета выживет, тётушка точно пострижет ее в монахини, а я буду до конца своих дней дрожать, как бы кто-нибудь ее из монастыря на престол не выпихнул…

      Чисто инстинктивно я рухнула на колени перед киотом и забормотала все молитвы подряд, какие только приходили… даже не на ум, на язык. Господи, помоги, Пречистая Дева, смилуйся, святой угодник, чудотворец-Николай, помоги мне молитвами своими…

      Лопухина появилась в моих покоях так же бесшумно, как и исчезала. Спокойная, сдержанная с абсолютно непроницаемым лицом. Я тоже молчала: задать прямой вопрос значило выдать свою заинтересованность и зависимость от этой придворной красотки-шлюхи.

      – Ваше высочество, – не выдержала все-таки Наташка, – принцесса Елизавета Петровна преставилась десять минут тому назад. Не приходя в сознание.

      И тут я… заплакала, совершенно неожиданно для себя самой. Были ли то слезы облегчения, скорби, жалости к погубленной мной женщине? Не знаю. Но рыдала я абсолютно искренне, оплакивая первую пролившуюся из-за меня кровь. Да, у меня была целая куча оправданий – даже со ссылками на исторические источники, которые, правда, теперь уже вряд ли будут написаны. Все равно я плакала, как маленькая девочка, какою, собственно, здесь и была, хоть и собиралась замуж.

      Впрочем, плакала я уже последними слезами.

      Как позже выяснилось.

      Глава пятая. Дела государственные и не только

      Я знала, что тетушка поднимается даже раньше первых петухов, поэтому, отплакавшись, приказала камеристке привести меня в порядок и отправилась в покои к императрице. Мысль о том, что там, скорее всего, будет еще и герцог Бирон, меня мало смущала, скорее, наоборот. Сейчас тётушкин любовник был нужен мне, как самый надежный союзник. Да и он во мне нуждался, если уж совсем