Красная тетрадь. Дария Беляева

по-дурацки.

      Я сказал:

      – Пойду на тебя нажалуюсь.

      – Ну удачи тебе. Радость-то какая, стукач, и дрочер, и вся королевская рать!

      – А ты бы охотнее ехал с девчонками? – спросил Володя.

      – Я уже в том возрасте, когда я бы охотнее ехал с девчонками, – сказал Боря. – Но не с такими страшными, как вы, малышки. Вот с Фирой или Валей – другое дело.

      Мама говорила мне всегда пропускать оскорбления мимо ушей, потому что отвечать на них будет лишь тот, кто опустился до уровня оскорбителя.

      Этим я и руководствовался.

      А еще я опять вспомнил, что не помахал маме, пока она стояла на перроне. Не помахал, а стоял и смотрел вдаль, не на нее, не на людей, и думал о своем.

      Мне пришло в голову, что мама все еще на вокзале. Она гордится мной, я знаю, но отчего тогда сегодня так тревожилась?

      Когда-то она сама хотела, чтобы я стал космическим солдатом, и я почти уже им стал.

      Андрюша сказал:

      – Я взял карты.

      – Картежничество – это порок, – сказал я. – Я буду смотреть в окно. А когда мне надоест, займусь чем-нибудь полезным. Почитаю книгу.

      – У меня есть кроссворд, – сказал Андрюша.

      Боря с Володей почему-то засмеялись, но они вообще часто смеются.

      А вот и то, о чем я хотел написать, и к чему подводил все это время. Пусть описать свое утро у меня вышло неловко, пусть многие вещи оказались более запутанными, чем я их представлял, но я хочу сохранить вот что: как бегут краски за окном, до полной неразличимости сливаются друг с другом деревья, как синее небо похоже на обещанное нам море, как дождь начинается и быстро заканчивается, словно поезд вонзается в него и проходит навылет.

      Это удивительно, и я такого еще никогда не видел.

      На этом и следует закончить данную запись, хотя ее сердце заняло ровно две строчки.

      Скоро Максим Сергеевич будет раздавать сухпаек, и я хочу ему помочь, потому что всегда нужно брать на себя ответственность, даже в мелочах.

      Посмотрим, как пройдет день.

      Запись 2: Исторический документ

      Пока мы раздавали сухпаек (это было быстро), Максим Сергеевич сказал мне очень мудрую вещь, которую я теперь запишу здесь.

      Любой дневник, любая запись, все, что создано рукой человека и имеет смысл, – это исторический документ. Сейчас я пишу историю будущего. Разумеется, моя тетрадь может потеряться или сгореть, ее может никто никогда не найти, большинство вещей исчезают без следа.

      Но если вдруг вы прочитаете эти записи, легко или с трудом, потому что мой язык станет очень древним, я хочу обратиться к вам, люди будущего.

      Мои записи могут показаться вам глупыми и наивными, потому что созданы в непростые времена войн и хаоса человеком, который не вполне осведомлен обо всем, что происходит в Космосе, и может говорить лишь за свою маленькую, даже крошечную планетку, где живут люди с червями в головах.

      Но и история моей маленькой планетки – тоже история.

      И моя история – тоже история. Или это индивидуализм? У людей будущего, наверное, не будет уже никакого индивидуализма,