Никаких ведьм на моем отборе!. Наталья Мазуркевич

От смущения мое лицо запылало. Так неудобно мне не было даже в кабинете инквизитора, когда герцог позволил себе лишнее. В тот раз на мне хотя бы был весь комплект одежды, а сейчас… стоя вот так, посреди комнаты, в одной сорочке, поверх которой затянули корсет, проверяя на крепкость мои ребра, я чувствовала себя крайне уязвимо.

      От чужих прикосновений по спине пробежали мурашки, а когда герцог, усмехнувшись, взялся за казавшийся мне декоративным бант у воротника и после легко потянул вниз больше не удерживаемые вместе части сорочки, обнажая не только шею, но и все, что не было объято корсетом, у меня перехватило дыхание. Дрогнули руки, и, если бы не расторопность служанок, выхвативших из пальцев чашки, мы оба оказались бы мокрыми. И если Дамиану в его полном облачении, едва ли было бы стыдно от нескольких мокрых пятен, то мне…

      А меж тем его пальцы водили по коже, словно желая узнать, сколько волн мурашек могут вызвать его прикосновения и… холод. Я надеялась, что все спишется на последний, но тщетно. Судя по тихому фырканью у меня за спиной, Дамиан прекрасно знал, что и зачем делает.

      Книга съехала с моей головы, когда, в очередной раз оценив мою талию, мужчина крутанул меня на месте. Теперь он мог видеть все: и мое красное от смущения лицо, и как часто вздымается грудь, и насколько ее подчеркивал узко затянутый корсет.

      – Все вон, – приказал герцог, и я бы с радостью последовала его приказу, как тому беспрекословно повиновались и слуги, и госпожа Бонартье, но мою робкою попытку сойти с табурета пресекли, одной рукой придержав за талию, а другой скользя по обнаженным лопаткам.

      – Вы ведете себя недопустимо, – шепотом выдохнула я и потянулась было, чтобы остановить поползновения чужих конечностей, но мои руки перехватили. А после, сведя запястья вместе и удерживая их одной рукой, второй, как ни в чем не бывало, продолжили исследование.

      – Я знаю, – довольно сообщил Дамиан, а его пальцы зарылись в мои распущенные волосы. – Но не могу отказать себе в удовольствии.

      – Это!..

      – Т-ш. – Подушечка большого пальца коснулась моих губ, призывая к молчанию. И мне пришлось повиноваться, чтобы… Чтобы ситуация не стала еще более недопустимой, чем уже была. А герцог был доволен. Моим смущением, моей вынужденной покладистостью…

      От обиды захотелось плакать, и, кажется, лицо я не удержала, потому что не прошло и пары минут, как меня сняли с табурета и позволили портить слезами дорогую ткань. Но даже эта маленькая месть не принесла успокоения. Слезы текли, прочерчивая неровные дорожки на щеках, впитывались в рубашку герцога, а он молча гладил меня по волосам, не делая попыток прекратить все это, терпеливо дожидаясь, пока я успокоюсь сама.

      – Я вас ненавижу, – всхлипнув, призналась, поднимая на него заплаканные глаза.

      – Вы даже так красивы, – заметил герцог, а я отвернулась, повела плечами и с удивлением обнаружила причину, по которой