Графиня. Лана Фоксс

воспеваемой рок-музыкантами группы «ДДТ» в подземных переходах как «Родина – Уродина», я понимала, что работа в должности научного сотрудника одного НИИ позволяет мне только кататься на метро на работу и с работы, оплачивать коммунальные платежи и питаться ножками «Буша», поставляемыми лидером мирового империализма в «Уродину» в качестве гуманитарной помощи.

      Ежедневно пробираясь по улицам, заставленным бесчисленным множеством палаток разной величины, торгующих всем, что нужно и совсем не нужно: от соленых огурцов и бюстгальтеров до стройматериалов, унитазов и запчастей к автомобилям, я вползала в метро «Комсомольская», протискиваясь между увешанными чемоданами, сумками и тюками приезжими. Они ползли, как муравьи, в наш раздувающийся, как воздушный шар, мегаполис. Метро, обляпанное рекламными щитами, больше походило на торговые ряды; здесь продавали книги, бижутерию, косметику, булки и гамбургеры с пепси-колой и даже иконы. Между пассажирами и приезжими сновали дельцы, предлагающие медицинские книжки, дипломы о высшем образовании, больничные листы. На полу валялись пустые жестяные ёмкости из-под пива; а там, где ещё не сломали скамейки, спали вонючие бомжи, отчего запах мочи и сивухи распространялся по всему павильону станций.

      Болтаясь между полом и потолком вагона, застряв в плотно прижатых к друг другу телах, я пыталась настроиться на рабочий лад, чувствуя, что с трудом могу дышать и вряд ли выживу от непрекращающейся матерной брани набивавшихся в город, как кильки в консервную банку, иностранцев из бывших республик страны Советов.

      С тех пор, как я переселилась в район постоянно стучащих рельс площади трех вокзалов, коричнево-серые тона городского пейзажа, заглядывающие в мое двустворчатое окно, загоняли меня в беспросветную монотонность безликих дней.

      Наш некогда сплоченный и дружный научный коллектив, состоявший из пяти человек и работавший над темой искривления пространства, существовал благодаря стараниям сварщика-паяльщика Павлуши. Он искусно паял схемы на созданном для наших экспериментов агрегате, а также зарабатывал немалые деньги на сварке металлических конструкций у так называемых «новых русских», которые вдруг появились как общественный класс и стали строить дорогущие загородные дома. Усилиями Павлуши мы по очереди покупали продукты и готовили несложные блюда из гречки и макарон на обед, чего было достаточно, чтобы не умереть с голоду. Однако, Павлуша надолго не задержался в погибающем от отсутствия финансирования НИИ, и вскоре уже переселился в свой дом по Новорижскому шоссе, куда возил нас на пикник на бордовой машине Volvo, подаренной ему «новорусским хозяином».

      После ухода Павлуши, других источников дохода у нас не было. Наука перестала быть интересной возрождающемуся из недр пост советского времени капитализму. Коллектив младших, старших и просто научных сотрудников начал образовывать товарищества по интересам, которые производили всякую мануфактурную ерунду, как не странно, более востребованную на необъятных просторах