17. Кужин Александр

на неокрепшие руки, если не считать тонкого лучика то ли солнца, то ли мерцающей лампы накаливания, едва пробивающегося сквозь потолок океана.

      Я пытаюсь плыть, но не могу. Руки совсем не слушаются меня, я прилагаю усилия, но пусть внутри я мечусь – конечности ватные, они не способны справиться с водой.

      Я смотрю наверх и вижу искру, вижу спасительный огонек и уже на полпути к нему осознаю движение. Руки по-прежнему чувствуются дешёвой китайской резиной. Затылок отдаёт неприятным зудом.

      Я уже так близко. Позади себя, в толще воды я слышу крик ребенка, слышу так отчётливо, будто нас разделяла не жидкость, а куда более привычный воздух.

      Нельзя оборачиваться. Если свет так близко, если я уже почти чувствую его жар – обернуться будет куда большим преступлением, чем спастись самому.

      Крик продолжается. Ребёнок молит о помощи. Руки сами двигают меня обратно, в пучину беспросветного.

      Я никогда не боялся воды, я боялся того, что может в ней прятаться.

      Я задыхаюсь. Пару секунд назад мне казалось, что воздух в моих лёгких вечен.

      Я оборачиваюсь.

      Оно было страшным и в то же время величественным, нечто настолько громадное, что человеческий мозг навряд ли смог оценить действительные Его размеры. Снаружи существо напоминало что-то среднее между гуманоидом и гигантским ракообразным. Антропоморфным кракеном оно бороздило просторы вечного синего.

      Полностью белое существо смотрело на меня сквозь мутную воду, глаза Его были прекрасного огненно-рыжего цвета, любимого моего оттенка. Кое-как я разглядел на лбу Его человеческие морщины.

      Я представил насколько Оно старо. В голове невольно всплывали картины, что нечто смогло запечатать в собственном разуме.

      То, как расправив белые плавники, словно крылья, ничем и никем не ограниченное существо пронзало зеркальную гладь, то, как Оно всматривалось в каждый миллиметр пучины, каменные замки, подводные вулканы, удивительно яркие корабли в разбитых бутылках. Оно было везде и одновременно было никем, ибо нечто было столь же великим, сколь и одиноким.

      А ведь это – одиночество, вдруг понял я, безмерное, неизбывное одиночество, – людям никогда не придется прочувствовать такое…

      Мне стало жаль Его, ведь существование настолько огромного существа делало Его жизнь бессмысленной – за счёт невероятных размеров нечто обеспечивало себе безопасность, никто не мог прокусить Его кожу, никто не мог убежать от преследования, наконец, никто не мог уйти от страха быть отправленным в небытие посредством десятков, сотен острых зубов.

      Без сомнения, когда-то здесь гуляла жизнь, когда-то вода не была настолько темной. Она была искренней. Ничего не скрывавшая необъятная прослойка между рыбами и моллюсками мягким одеялом покрывала флору и фауну этих мест.

      Так было когда-то, но животные умирали от старости, погибали от глобальных катастроф, изменения климата. К несчастью для Существа, что ныне одиноко смотрело вниз, и не могло увидеть там ни одного возможного собеседника.

      Взгляд