Последнее прощай. Фиона Лукас

превратятся в пугающий ряд нулей. А если она их не увидит, можно считать, что их и нет. Полночь была порогом, который ей переступать не хотелось. Не только сегодняшняя, нависавшая над ней грозной тенью, а вообще, каждая полночь. Каждый день без него был невыносим.

      Анна придумала небольшие ритуалы, чтобы с их помощью переживать дни и ночи, и сейчас ей срочно требовался один из них. Она подошла к гардеробу Спенсера. Бросив сумочку на пол, она взялась за ручки и распахнула дверцы. Все его костюмы и рубашки висели ровно там же, где он их и оставил. Она знала, что это жуткий стереотип, но она не могла заставить себя их выбросить или отнести в комиссионку.

      Со вздохом она потянула за рукав первой попавшейся рубашки, поднесла его к лицу и втянула носом воздух. Его запах давно выветрился, хоть она и не думала их стирать. Однако, проделывая этот ритуал, она всякий раз силилась вспомнить, каким же он был на самом деле. Раз от раза это становилось все сложней.

      Спенсер бы посмеялся над ее сентиментальностью. Впрочем, он бы мог посмеяться надо всем, все мог обратить в шутку. Ее это столь же привлекало, сколько бесило. Он и ее признание ему в любви умудрился обратить в шутку.

      Тем морозным ноябрьским вечером девять лет назад все было волшебно. Они ужинали в ресторане в центре Лондона, отмечая их двухмесячный юбилей, но, вместо того чтобы сесть на метро и возвратиться на Чаринг-Кросс, они отправились побродить у Темзы, прогуляться по набережной Виктории в свете шаров-фонарей, украшенных уродливыми яйцеголовыми рыбами, вдоль массивных каменных стен и деревянных скамеек с ликами странных мифических существ на кованых опорах. В воде мерцали отражения огней Фестивал-холла и Саутбэнк-центра и голубовато-белое сияние зоркого Лондон-Ай.

      Спенсер притянул ее к себе и поцеловал, после, задержав ее лицо в своих ладонях, пристально посмотрел ей в глаза и сказал, так просто и так серьезно: «Я тебя люблю». Анна расплылась в улыбке.

      – Прости, – рассмеялся он, – просто не мог больше держать это в себе.

      У нее закружилась голова, дыхание сбилось. Это Спенсер умел. Умел перевернуть все с ног на голову; он был магнитом для стрелки ее компаса.

      – Я тоже тебя люблю, – прошептала она в ответ.

      Его улыбка стала еще шире, но потом уголки рта поползли вниз.

      – Прошу прощения? – произнес он, в его глазах сверкнул озорной огонек. – Не уверен, что правильно вас услышал.

      Она мягко усмехнулась, прочистила горло и попробовала снова, на этот раз громче:

      – Я тоже тебя люблю.

      Спенсер приложил ладонь к уху:

      – Неа! Все равно не слышно.

      Она в шутку пихнула его в плечо. Он потянулся к ней, она уже чувствовала тепло его дыхания на своих губах, как вдруг он резко отстранился и запрыгнул на одну из обращенных к реке скамеек, широко расставив ноги и раскинув руки в стороны.

      – Когда кого-то любишь, – выкрикнул он, – ты не шепчешь, ты объявляешь об этом во всеуслышание! Вот так…

      И он что есть силы