Последнее прощай. Фиона Лукас

вот советов мне сложно понять, что же я сама думаю обо всем этом. О том, что для меня важно.

      Он кивнул. Ох уж эти благонамеренные души… Этих он знал как облупленных.

      – И что же вы думаете, Анна?

      – Что Спенсер был моей родственной душой.

      – Как вы это поняли? – в этом вопросе не было ничего похожего на осуждение или насмешку. Он искренне хотел услышать ее ответ.

      – Просто поняла, – задумчиво ответила она. – С самой первой встречи.

      – Вы влюбились с первого взгляда? – а вот теперь его голос прозвучал скептически.

      – Если угодно. Хотя, тогда я не думала об этом в таком ключе. Я бы себе не позволила. То есть, это ведь глупо, верно? Так бывает только в сказках.

      Броуди лишь хмыкнул, так и не дав вразумительного ответа. Это, впрочем, вполне красноречиво выражало его позицию.

      – Я только его увидела, и мне показалось, будто я со всего размаху врезалась в кирпичную стену. Без преувеличения – у меня в прямом смысле закружилась голова, потом я начала задыхаться и у меня начало жечь ступни. Я пыталась вести себя как ни в чем не бывало, просто поздоровалась, но ничего не получалось, – она тихо рассмеялась. – Но то же случилось и с ним… Так я и поняла, что это оно. Что это он.

      Броуди нахмурился:

      – Кажется, речь идет лишь о физическом влечении.

      Анна расхохоталась:

      – Мне следовало догадаться, что вы циник.

      – Так и есть, – сказал он, – и я горжусь этим.

      Она вздохнула.

      – Ладно, – снова заговорил он, – докажите, что я неправ. Что в нем было такого, что убедило вас в том, что он… – он ненадолго умолк: выяснилось, что произнести следующие слова куда труднее, чем он ожидал, – единственный? Что делало вас идеальной парой?

      Какое-то время Анна молчала. Еще чуть-чуть, и он бы услышал ее мысли.

      – Мне кажется, в теории, так не должно было случиться. Мы были очень разными. Я стеснительная, а он полнейший экстраверт, энергичный, с головой полной сумасшедших планов и схем. Спенсер был мечтателем, вот что мне в нем нравилось: его воображение, его страсть. Это и то, что, хоть другие и могли посчитать меня черно-белой на фоне его «Техниколора», он так не считал. Он верил в меня так, как больше не верил никто и никогда.

      – Я понимаю, почему вас – или кого-либо другого – могла покорить такая поддержка.

      – Это было больше, чем «поддержка», – ответила она, – это значило для меня все. Когда вы стеснительны, людям проще вас не замечать. Им кажется, что они так не делают, но это не так.

      – А Спенсер видел то, что другие упускали?

      – Точно. Другие называли его птицей высокого полета, а он говорил, что высоко летать ему удается лишь потому, что мне под силу возвращать его с небес на землю, будто я была его якорем. Вот что я имею в виду, когда говорю, что мы были родственными душами, – ответила она, и Броуди представил, как она едва заметно пожала плечами. – Мы просто подходили друг другу. Это было так легко… безо всяких усилий. И мы помогали друг другу становиться