Три женщины одного мужчины. Татьяна Булатова

и подозвала к себе Нику. – Если я умру, – заговорщицки прошептала она младшей внучке, – мое кольцо с рубином твое.

      Желания стать обладательницей купеческого кольца с безвкусно выпирающим красным камнем у Ники и близко не было, поэтому она сразу же внесла в бабкино завещание коррективы:

      – Ты мне лучше, бабуль, самовар свой отдай. Серебряный.

      – Он не серебряный, – выдала тайну Евгения Николаевна, оставшаяся на диване в гордом одиночестве.

      – Зато польский. – Кира Павловна вступила в бой за репутацию самовара.

      – Отдай мне его, бабулечка, – со слезой в голосе заканючила Ника, как две капли воды, в отличие от старшей сестры, похожая на мать. – Папе было бы приятно. Он же не жадный был.

      – Скажешь тоже, не жадный! – подала голос Евгения Николаевна.

      – Конечно, не жадный! – отмахнулась от матери Ника.

      – Много ты знаешь! – усмехнулась Евгения Николаевна. – Для кого-то, может, и не жадный, а для вас с Верой…

      – Мама! – шикнула на нее из коридора старшая дочь и снова повернулась к Льву Викентьевичу.

      – Эх, Женька, Женька, – тяжело вздохнул Вовчик и с бабьим любопытством отогнул покрывало, чтобы посмотреть на руки покойного. – Связаны, – сообщил он Нике. – Перед тем как гроб забивать будут, развяжи, Вероничка, не забудь. И ноги тоже.

      Ника послушно кивнула головой и, перегнувшись через узкую часть гроба к «дяде Вове», прошептала:

      – Я боюсь покойников.

      – Какой же он покойник? – моментально отреагировала Кира Павловна, часто изображавшая из себя туговатую на ухо, когда это было выгодно. – Он твой отец.

      – Бабуль, ты чего?! – вытаращилась на нее Ника.

      – А чего?

      – Да ничего! – рассердилась на бабку Вероника и перебралась на другую сторону: поближе к Владимиру Сергеевичу. – Я боюсь, – снова прошептала она и с надеждой посмотрела в глаза отцовскому другу.

      – А ты не бойся, – чуть слышно ответил Вовчик. – Ты, пока никто не видит, покрывало с ног откинь и за ботинки Женькины подержись. И страшно не будет.

      – А откуда вы знаете? – с нескрываемым любопытством поинтересовалась Ника.

      – Да уж знаю, – горько усмехнулся Владимир Сергеевич, но больше ничего рассказывать не стал, а просто притянул полную Веронику к себе и ободряюще похлопал ее по упругому женскому плечу.

      – А еще говорят, предсказания сбываются, – разочарованно поделилась с дядей Вовой Ника. – «Три жизни! Три жизни!» – передразнила она незримо присутствующую в воспоминаниях рассказчиков цыганку. – Все – вранье: от начала до конца… Не верю я им!

      – А я верю! – взволнованно выкрикнула с дивана Евгения Николаевна и даже попыталась встать, но тут же плюхнулась обратно под тяжестью собственного веса. – И цыганкам верю, и в сглаз верю, и в судьбу верю. А все, что она ему нагадала тогда, – это правда. Мне Женя сам рассказывал.

      – А почему же ты