Красный Дракон Империи. Евгений Панов

за внимание.

      Уходили мы под гром оваций. Перед нами расступались, пропуская, и продолжали аплодировать. Девушка-культмассовик успела схватить Настю за руку и спросила:

      – Девушка, извините, а все эти песни ваш брат написал?

      – Да, – как само собой разумеющееся ответила Настя.

      – И испанскую?

      Настя лишь с улыбкой кивнула.

      – Девушка, а как фамилия вашего брата?

      – Моего брата зовут Виктор Головин, и скоро о нём узнает вся страна, – с гордостью ответила Настя.

      А потом я проводил Ольгу до их купе и у самой двери поцеловал в щёку. Боже, кто бы знал, как я хочу поцеловать её по-настоящему, но рано… рано…

      Интерлюдия. Родители Ольги

      Дверь купе закрылась за Ольгой. Этот очень необычный молодой человек, Виктор, пригласил их дочь в вагон-ресторан пообедать. А как загорелись счастьем глаза их девочки, когда она вновь увидела его. И вот сейчас, с щелчком закрывшейся двери, словно лопнула какая-то верёвка, что душила их, её родителей, все эти годы.

      Они молча сидели друг напротив друга и впервые не знали, что делать. Та невероятная моральная и физическая тяжесть, что многие годы, словно огромная гранитная скала, давила на них, вдруг, по мановению руки этого юноши, исчезла. Их дочь, ещё вчера страдающая от страшной болезни, фактически (что уж самих себя-то обманывать?) умирающая, сегодня абсолютно здорова и идёт обедать в ресторан с молодым человеком.

      Первым тишину нарушил Николай Фомич.

      – Гхм. Мне показалось, или наша дочь только что ушла на свидание? – пряча улыбку, спросил он.

      И этот невинный вопрос прорвал какую-то плотину, что сдерживала эмоции. Слёзы неудержимо хлынули из глаз Антонины Владимировны. Слёзы сквозь смех. У неё началась форменная истерика, какая бывает, пожалуй, у тех, кого приговорили к казни, и в тот миг, когда топор палача был уже занесён над плахой, зачитали полное помилование. И эти слёзы словно смывали всю ту черноту, что скопилась в душе за долгие годы борьбы с болезнью ребёнка, и одновременно вызывали безумное, невозможное счастье.

      Николай Фомич прекрасно понимал состояние своей супруги. У него у самого камень свалился с души, когда Виктор сказал, что теперь Ольга будет абсолютно здорова. И эти слова были произнесены так, что не верить им было невозможно. И он верил.

      Сейчас же он просто подошёл к той, с которой столько пережил вместе, и нежно обнял вздрагивающие от рыданий и смеха плечи. Так они и стояли обнявшись, пока Антонина Владимировна не успокоилась.

      – И что теперь будет? – Она подняла заплаканные глаза на мужа.

      – Даже не знаю, но, думаю, что теперь всё будет хорошо, – посмотрев в глаза жены, ответил он.

      – А что скажешь о Викторе?

      – Очень интересный и необычный юноша.

      – О, да, – улыбнулась Антонина Владимировна, – необычный – это не то слово.

      Они вдвоём засмеялись.

      – Ты знаешь, Коля, – продолжила она, – а мне этот юноша понравился. И не потому, что он вылечил Оленьку. Просто он надёжный. Это чувствуется. Он сметёт любые преграды и сделает всё ради тех, кто ему дорог. И я бы, если честно, хотела,