Магнолии были свежи. Софья Игнатьева

мистер Смитон?

      – Хорошо. – обнял ее садовник. – А с тобой еще лучше.

      Мадаленна улыбнулась и посмотрела на потолок; где-то там всегда носился туманный образ старого мистера Стоунбрука с голубыми глазами и теплыми руками. Тяжело было видеть в живом постоянное напоминание о том, другом, кого больше не было и не будет никогда, но Мадаленна знала, что ее ноша была бы ее в сто раз тяжелей, не будь рядом с ней мистера Смитона и его ласкового взгляда из-под серебряных очков.

      – Хильда все так же устраивает концерты?

      – Как и всегда.

      – Можете тебе все же стоит переехать в общежитие?

      – Вы прекрасно знаете, что это невозможно.

      Подоткнуть плед, убрать со стола и разжечь камин даже в середине лета становились для нее такими приятными занятиями, что Мадаленна даже не замечала, как все это делала.

      – Но твоя мама как-то же жила с Хильдой до тебя? Неужели сейчас это невозможно?

      – Нет, не жила. – пожала плечами Мадаленна и вытряхнула крошки со стола в окно. – Разве это можно было назвать жизнью? Понимаете, мистер Смитон. – она присела на табуретку около его качалки. – Я не могу сейчас ее оставить. Нужно немного подождать, когда вернется отец, и тогда я сразу уеду в Лондон.

      – Но он же снова уедет на свои раскопки, Мадаленна.

      – Уедет. Но тогда маме будет уже легче.

      Мистер Смитон громко вздохнул и провел грубоватой рукой по ее локонам. У него на руках была вечная земля, но она никогда не боялась в ней запачкаться, такими мягкими они были. У Бабушки всегда были холеные руки, но она ни разу не погладила ими свою внучку.

      – Они привязывают тебя к себе, Мадаленна.

      – Привязывают. – помолчав, она согласилась. – Но я уеду. Когда-нибудь я все равно уеду.

      Глава 2

      Мадаленна не могла заснуть. Часы на первом этаже пробили три часа ночи, а она недвижно лежала в кровати и смотрела на беленый потолок, на котором растекалось желтое пятно – в этой части дома протекала крыша, а миссис Стоунбрук наотрез отказывалась звать мастера, считая, что они только и ждут минуты, чтобы взять и украсть что-нибудь ценное из дома.

      Ночью начался дождь, и Мадаленна слушала, как капли медленно стучали по дырявой кровле и представляла, как ее комната постепенно наполняется водой, и она плывет на своей кровати куда-то очень далеко, за отцом, и страшный, черный корабль наконец нагоняет ее, и… Потом воображение устало, и Мадаленна открыла глаза.

      Такое с ней случалось и раньше. Вся она становилась будто натянутой струной, и ей казалось, что одно неосторожное движение может разорвать ее напополам; внутри что-то будто бы нагревалось, а мысли выскакивали друг за другом, словно неосторожные конфетти из хлопушки. В такие ночи не помогал даже настой липы, и Мадаленна, промучившись до шести утра, вставала раньше всех и с тяжелой головой шла на кухню. проверять все ли готово к завтраку.

      Раньше такие ночи случались с ней раза два в месяц, но с тех пор, как мечта о переезде в общежитие рассыпалась вдребезги, она каждую неделю