Цвет нашей интеллигенции 19-го века. Буква "Д". Евгений Валентинович Подолянский

упомянув и смысловое его значение, на отдельной карточке. Этот почин им был положен ещё со времён его службы во флоте после окончания Петербургского морского кадетского корпуса, продолжен во времена исполнения им обязанности врача-хирурга во многих военных кампаниях и вообще был своеобразной формой личного хобби по всей его жизни. Особенно плодотворно в этом плане было время, проведённое им по службе в Оренбурге и в Хивинском походе 1839-1840 годов. Обилие разного воинского люда, в особенности казаков, с Урала, Дона, Сибири, да и местных: оренбургских и астраханских, необыкновенными темпами обогатило его коллекцию карточек. Во время похода из Оренбурга в сторону Узбекистана (первый поход, неудачно сложившийся для русского казачьего воинства) пришлось использовать верблюда всецело для перевозки тюков с карточками Даля. Поэтому, когда А.С. Пушкин прибыл в Оренбург по причине сбора исторических данных о ходе Пугачёвских бунтов для своего нового, задуманного им литературного творения, и посетил жильё Даля, воскликнул: «Да Вам милейший Владимир Иванович настала пора браться за словарь казацкого языка», увидев гору исписанных листков размером в четверть площади кабинета хозяина. «Берите шире, уважаемый Александр Сергеевич, – русского» – ответил Даль, слегка покраснев от смущения. Милый мой читатель, не ищите эту речь в чьих либо воспоминаниях или записках. Это придумка моя. Но факт, встречи Пушкина с Далем в Оренбурге, неоспорим. Это была не первая их встреча. Первая встреча состоялась в Петербурге, на которой Даль преподнёс поэту экземпляр только недавно изданной книги «Русских сказок». Последняя встреча состоялась в квартире на Мойке тоже в Петербурге – у последнего ложа смертельно раненого поэта.

      

      

      

      

      

      

      Все мы знаем, как в кинематографе некоторые новые фильмы кладут на полку и судьба некоторых так и не появиться ни на экранах телевизоров, ни на экранах кинозалов. Причины этому разные. И стареют они, покрываются пылью, и судьба их не меняется к лучшему с годами. Приблизительно такая судьба была первой законченной оперы композитора – «Эсмеральда» по роману Вальтера Скотта «Собор Парижской богоматери». Автор не понимал, чем история молодой, несчастной, парижской девочки претит дирекции Императорских театров довести оперу до сцены. Проходит год, три, пять – и судьба постановки оперы на сцене не подвигается ни на йоту. На дворе начало пятидесятых. Друг композитор, М.И. Глинка, закончивший постановку своей оперы «Жизнь за царя», разводит руками и пожимает плечами – мистификация, судьба -находит он единственный ответ. Проходит ещё год. Даргомыжский хлопотал, просил о каком-то хоть решении – всё безрезультатно. Оперу не делают публичною. Конечно, композитор не бездействует в это время, сочинят мелкие музыкальные произведения – романсы, пьесы. Рука на более серьёзное, крупное не поднимается. Довлеет страх очередного фиаско. Хотя в голове уже витаю музыкальные образы новой оперы «Русалка». Уже очередная опера Глинки «Руслан