Вампирские хроники: Интервью с вампиром. Вампир Лестат. Царица Проклятых. Энн Райс

и это желание было сродни жажде крови.

      «Может, он сказал тебе что-нибудь, что могло разбудить былую ненависть?» – прошептал он, и я вдруг понял, что он страдает.

      «Что случилось, Арман? Почему ты спрашиваешь об этом?» – сказал я.

      Но он молча откинулся на землю и долго смотрел на звезды. Звезды будили во мне воспоминания: корабль, мы с Клодией плывем в Европу, и эти ночи, когда звезды спускались, чтобы встретиться с морем.

      «Я думал, он расскажет тебе, что было в Париже…» – сказал Арман.

      «А что он мог мне сказать? Что не хотел, чтобы Клодия умерла?» – спросил я.

      Клодия. Это имя звучало так странно. Клодия раскладывает пасьянс, столик качается в такт волнам, фонарь поскрипывает на крюке, черный иллюминатор полон звезд. Ее склоненная головка, пальцы отводят за ухо прядь волос. Вот она отрывается от пасьянса, чтобы взглянуть на меня, но глазницы ее пусты.

      «Ты мог бы сам рассказать мне, что случилось в Париже, – сказал я. – Ты давно мог бы рассказать. Но это все не важно».

      «Даже если это я?..»

      Я повернулся к нему, он посмотрел в небо, и невыносимая боль исказила его лицо.

      «Если это ты убил ее? Выгнал во двор и запер дверь? – спросил я и усмехнулся: – Только не говори мне, что ты мучился все эти годы».

      Арман закрыл глаза и отвернулся, приложил руку к груди, словно я ударил его.

      «Я знаю – тебе было все равно», – холодно сказал я и посмотрел на воду. Я хотел остаться один и надеялся, что он уйдет, а я останусь, потому что мне нравилось это тихое и уединенное место.

      «Это тебе все равно, – заговорил Арман. Он сел и повернулся ко мне, и темный огонь загорелся в его глазах. – Но я так надеялся, что все вернется. Что ты увидишь Лестата, и в тебе оживет прежняя злость и страсть. Я думал, если ты вернешься сюда, в этот город…»

      «Ты думал, я вернусь к жизни?» – тихо сказал я, чувствуя металлическую твердость собственных слов, словно я был совершенно холоден и сделан из этого металла, а Арман казался хрупким, таким хрупким. Наверное, таким он и был всегда.

      «Да! – закричал он. – Да, назад к жизни!»

      И он недоуменно замолчал, склонил голову, как побежденный, и это гладкое, белое лицо напомнило мне кого-то другого, и долгий, долгий миг прошел, прежде чем в моей памяти всплыло лицо Клодии, которая стояла в номере отеля «Сент-Габриэль» и просила меня превратить Мадлен в вампира. Тот же беспомощный взгляд, крушение надежд; я вспомнил, как жалел ее, как забывал обо всем. И он, как тогда, собрался с силами. И тихо произнес: «Я умираю».

      Я смотрел ему в глаза, я единственный перед Богом слышал эти слова и знал, что это правда… но ничего не сказал.

      Долгий вздох слетел с его губ. Он склонил голову, безвольно опустил руку в траву и прошептал: «Ненависть, месть – вот истинные страсти».

      «Не для меня, – тихо ответил я. – Уже не для меня».

      Он остановил на мне темный, спокойный взгляд.

      «Я верил, что, пережив всю эту боль, ты снова потеплеешь, наполнишься любовью, тем диким, неутолимым