Богиня песков. Екатерина Смирнова

Один такой, как понял поэт, там был до сих пор – правда, судя по словам хозяина, всей ценности труда великая императрица не понимала. Жаль, что она умерла тридцать лет назад.

      Дорогой друг оказался вспыльчив, но добросердечен. В нем чувствовалась сдержанная властность отставного вояки. Иногда они ссорились.

      Воспоминания необходимо было кому-то диктовать, и поэт был ценен. Вставать приходилось рано утром, и, если ничто им не мешало, они начинали день с нескольких страниц, которые потом приходилось переписывать и править.

      Заканчивая этот утомительный труд, старый хитрец вытер пот со лба и поинтересовался:

      – А вы сами что пишете, дорогой друг?

      – Всякое… – буркнул поэт, отупевший от ручной работы, и мысленно поблагодарил учителя за то, что тот не бил его по пальцам, исправляя почерк.

      Через несколько недель дела поэта пошли из рук вон плохо.

      Ему отчаянно было нужно хоть как-то, хоть кому-то высказать то, что было внутри, но кому?.. Как?.. Слова опять пришли к нему, и он кричал нараспев, стоя на террасе и смотря в небо, где полыхало солнце, приветствуя конец лета.

      Что он говорил, он не помнил, но понимал, что скоро вспомнит и будет мучиться от невозможности записать, если не будет бумаги, или тонкой коры, или кисти и камня.

      Глаза слезились, но он смотрел вверх и видел те места, где не был никогда.

      Он видел песчаные горы, море света, море песка – белого и желтого. По песку след в след прыгали одноногие птицы, длинными прыжками – раз, раз – отмеряя расстояние. В седлах сидели вооруженные люди, некоторые прижимали к себе детей, а кто-то вез длинные свертки, темные и тяжелые.

      За барханом поднимался из белого и желтого замок, выставляя покатые стены.

      Танец света и теней.

      Молнии, скручивающие металл, плавящие длинные полосы стали.

      Копья, и ружья, и огненные змеи, катящиеся по песку и сплавляющие его в стекло.

      Стеклодув, выдувающий стеклянный пузырь, и ряд стеклянных линз, и огромная яма, в которой ворочается невидимая машина, и…

      Огромная женщина шагнула из-за горизонта, накрывая своей тенью небо и землю. В руке у нее был солнечный шар, согревающий мир, и поэт не испугался ее.

      – Я тебя вижу, не бойся… – сказала она. Расскажи людям, кто я. Я – Сэиланн.

      Когда он опустился на пол, задыхаясь, его неожиданно поддержали.

      – Друг мой, ну что же вы так себя изводите – слышал он, уплывая в темноту. – Почему вы раньше не показывали мне ничего, кроме некоторых дурных стишков? Почему вы не удостоили меня подобной чести? Чем я хуже гор и солнца? Тем, что я живой? Ну ничего, сейчас все пройдет, а теперь надо успокоиться, успокоиться…

      Какая злая шутка, подумал Четвертый, проваливаясь в сон. Он блаженно дышал, успокаиваясь.

      Если бы это было отчаяние поэта, которого некому, некому слышать… Но нет.

      Раздающий пригоршни грома, бог моего учителя, мой бывший бог… Пошли и мне отчаяния, прошу тебя!