Тринадцать дней летом. Татьяна Пешко

уже шёл о другом.

      – Это уже ваше дело, – спокойно отреагировала заведующая, – Мы вас тут, вообще-то, не задерживаем.

      – Поймите, девушка, – добродушным голосом обратилась к Алёне брюнетка. – У нас опытный, чудесный специалист. Многие пациенты через день ходят к нему на лечение. В конце концов, у вас нет иного выхода. Вас просто не допустят к работе.

      Действительно, положение безвыходное. Обстоятельства, эти люди, будто искушенные опытные охотники, красными флажками обложили её, загнали, как волка, в капкан.

      С ответом она медлила, стояла, пока не поняла: единственный выход из этой ситуации – согласиться с предложением.

      – Что ж, тогда езжайте домой, берите с собой всё необходимое и возвращайтесь. В приёмном покое вас примут, оформят, – подвела итоги разговора заведующая.

      Преодолевая боль, Алёна на троллейбусе добралась до общежития, собрала вещи и вернулась назад.

      В приёмном покое знакомые вопросы повторились, хотя тут впервые за весь день ей предложили измерить температуру.

      Алёна сидела на довольно большом расстоянии от медсестры, которая своим видом, поведением располагала, притягивала к себе, задавала вопросы, ответы записывала в больничный лист больших размеров. Дышать становилось всё труднее и труднее. Из-за повязки на лице немолодой женщины некоторые вопросы нельзя было разобрать, поэтому Алёна переспрашивала. Взглянув на градусник, медсестра вскочила с места.

      – Что же вы сидите? – испуганно приблизилась на небезопасное расстояние к больной, схватила за руку. – Идёмте быстрее, у вас температура сорок. Где ваши вещи? – осмотрелась она. – Я потом всё запишу…

      Дежурный доктор, та самая участливая женщина-брюнетка, с укором посмотрела на Алёну. Измерила давление, долго, внимательно слушала лёгкие, потом сердце, наконец отвернулась, дала указания медсестре. Алёну отвели в палату.

      Девушка уже не обращала внимание на то, что с ней происходило, какие рядом соседи, только заметила – одна больная в возрасте, другая совсем девчонка.

      Покорно, почти переломившись пополам, сидела на табуретке, смотрела, как санитарка, женщина в годах, застилала кровать, одевала на одеяло

      пододеяльник в жёлтых не отстиранных пятнах, старенькую наволочку на подушку.

      Незнакомое чужое тело, будто старый испорченный механизм, никак не хотело подчиняться, сопротивлялось, каждое движение откликалось болью не только в груди, глухо отбивалось голове. Оказавшись под одеялом, наконец, почувствовала, что острая боль переходит в тупую, ноющую.

      Алёна почувствовала, как неодолимо погружается в сон, и только медицинской сестре, что вошла сделать укол, после нескольких настойчивых попыток растолкать новенькую удалось поднять её, заставить раскрыть глаза.

      Глава четвёртая

      В таком состоянии Алёна провела три дня. Для того, чтобы повернуться на другую сторону, подняться с кровати, пройти несколько шагов по палате, нужно было приложить немало усилий. Иногда ей казалось, что такое состояние