.

ласкать и гладить, а притронешься – одни косточки. Но на все реагирует как раньше. Он рад выйти во двор, если это удается. Он борется изо всех сил, я не могу его не поддерживать – сокрушалась она.

      Тюпа прижимался к ней как ребенок, заглядывал в глаза, но сил побегать как раньше – у него уже не было. «Как для него все это?» – мелькали мысли в голове. «Я не могу… Я не хочу решить за него, жить ему или нет. Но мне кажется, что он не хочет, чтобы все закончилось, несмотря на боль! Он так хочет жить! Нет, я чудовищная эгоистка, что я его поддерживаю в жизни для себя! Я боюсь его отпустить, остаться без своего милого и такого умного друга», – терзалась сомнениями Нина.

      Еще неделя сомнений прошла как в тумане. Нине хотелось проводить все время со своей «собачей», насладиться общением с ней, вобрать это в свою память, хотелось, чтобы время замерло. Она ценила каждое мгновение, и это время казалось целительным для них обоих.

      ***

      Понедельник был солнечным. Тюпа «ушел» тихо, спокойно, словно заснул и даже похрапывал. До последней минуты он продолжал преданно смотреть в глаза своей хозяйки так спокойно, как будто был уверен, что сейчас они пойдут от ветеринара домой, а по пути привычно неспешно прогуляются по rue Marcadet. Он провел последний день, как будто бы «en forme», и день был такой чудесный. Нина с ним все время говорила, также, как перед сном дома. И вот теперь все. Теперь можно сказать, что она снова одна. Несколько дней она не выходила из дома, не хотела видеть людей, не хотела никому ничего объяснять. Ей не хотелось ни есть, ни дышать. Щемящая боль саднила в груди. Она не знала, как ей жить без этой любви, без внимательного взгляда черных бусинок-глаз. Эти глаза всегда говорили с ней. Ей даже не нужно было, чтобы он говорил, она слышала его и понимала. Все ветеринары говорили, что он необычный песик, но к несчастью и болезнь у него была тоже необычная, такая в последние годы никому из них не встречалась, и что она свойственна больше людям, чем собакам.

      Раньше Тюпа занимал много времени – три-четыре раза в день гулять, кормить, лечить. А теперь свободного времени много, но в душе абсолютная пустота.

      В последнее время, когда Нина поняла, что они идут к концу, она боролась с назойливой фразой: «Я не хочу жить». Ей казалось, что она идет за ним, ей не хотелось есть, дышать, но умирать? Нет, умирать ей тоже не хотелось. Но для чего ей жить? И можно ли не хотеть жить, но и не умирать?

      Через три недели Нина получила урну с прахом Тюпы – невесомая, легонькая. Жизнь словно на мгновение остановилась, слезы лились и лились, и не было никакого утешения.

      ***

      Именно в этот момент утраты и проживания своего горя Нина познакомилась с Томой. И это было как глоток свежего воздуха. Тома не делала ничего особенного, она просто внимательно слушала. А что еще можно сказать человеку в такой ситуации? Принять его горевание без выученных слов сожаления или удивления «Как ты можешь так грустить о собаке?»

      Для людей, в чьей жизни были продолжительное время любимые животные, их утрата –