Сердце джаза. Сара Лёвестам

лирику Повела Рамеля на первом и втором компакт-дисках, уж могла бы что-то выдавить.

      – Кого ты ищешь? – спрашивает медсестра. Ее голос кажется резким, а лицо в обрамлении прямых блестящих волос – холодным.

      – Альвара, – выдыхает Стеффи.

      Альвар широко улыбается, когда Стеффи заглядывает в его комнату.

      – Да, конечно, – отвечает он медсестре на вопрос о том, действительно ли Стеффи пришла увидеться с ним. – Я как раз думал о том, когда мисс Стеффи Эррера заглянет ко мне…

      – Так на чем мы остановились? – спрашивает он, когда дверь закрывается.

      Стеффи отвечает одним махом:

      – «О, мой дорогой, в этом мире только ты, ты один существуешь для меня. Каждая твоя черта – это чудо в миниатюре, созданное богами. Я боготворю твою изящную гладкую шею, милые ямочки на коленях, золотистый пушок в твоих очаровательных подмышках. О, я только и мечтаю о том, когда смогу обнять, поцеловать, приласкать тебя, о-о-о…»

      Получилось не совсем так, как когда она разучивала песню дома. Теперь ее речитатив больше напоминает скороговорку.

      Альвар смотрит на нее, будто бы переваривая все сказанное.

      – Моя изящная гладкая шея, очевидно, была длиннее в те золотые времена.

      Стеффи краснеет.

      – Ну, м-м-м … – говорит она и вздыхает на манер Джулии.

      Правда, вздохи Джулии всегда звучат так, будто исходят из глубины ее раздраженной души, а у Стеффи они демонстрируют смущение.

      – Это из песни «Послание от Фрея», – поясняет она.

      Альвар смеется.

      – Милые ямочки…

      Он садится на кровать, все еще смеясь, а его взгляд бродит по стене.

      – Когда дело касается описания чуда любви, у Повела особо нечего позаимствовать.

      Пока взгляд Альвара продолжает блуждать по стене, Стеффи какое-то время думает о радости любви. На самом деле она об этом почти ничего и не знает, за исключением того, что описывает Повел.

      – Но об этом можно судить по – разному, – продолжает Альвар. – Одна печальная версия гласит, что Повел так и не испытал радости любви, а потому не смог описать ее как следует. Другая – что он, наоборот, был слишком хорошо знаком с этим чувством и из-за этого тоже не смог нормально все описать.

      Альвар смотрит на Стеффи так, будто она понимает, что он имеет в виду. Взрослые обычно так не смотрят. Обычно приходится слушать их и делать заинтересованный вид, надеясь, что они скажут что-то стоящее. Но, как всегда, ничего стоящего они не говорят.

      – Повелу удалось сохранить секрет своей любви при себе. А мы можем лишь сидеть и гадать, что он чувствовал. Вероятно, он этого и добивался, – заканчивает свою мысль Альвар.

      Стеффи садится в кресло. Где-то в глубине души проносится мысль, что она сейчас должна быть на уроке биологии. В комнате Альвара пахнет мылом и старым граммофоном. Этот запах притягивает.

      – Я ничего не знаю о радости любви, – говорит она.

      Альвар втягивает носом воздух, прежде чем ответить.

      – У тебя, вероятно, есть