Собакалипсис. Сергей Гришин

уло нечистотами.

      – А ещё человек разумный, – буркнул Хуа и потёр нос. – Гадит, где придётся.

      – Прояви уважение! – пробасил Роти и, отпихнув мелкого напарника, зашагал вперёд.

      Я усмехнулся. Наш амбал всегда смотрел свысока на всякую мелочь. Кроме меня, пожалуй. Но меня попробуй только, позадирай. При следующей обработке от блох вмиг без шерсти окажешься. На самых интересных местах.

      Я пристроился за Бобом. Меня тут же догнал Хуа и потрюхал рядышком.

      – Уважение, ишь ты! – недовольно протявкал он. – Ишь, чего захотел! А я, между прочим, всё помню! И как плясать приходилось за последний кусочек, и как мордой тыкали!– он повернул ко мне свою пучеглазую мордашку: – Чего молчишь, Джек?

      Я поправил очки в тонкой золотистой оправе и, усмехнувшись, ответил:

      – Во что тебя, прости, тыкали, если ты такой весь из себя воспитанный?

      – Злой ты, Джек, хоть и умный, – вроде бы обиделся Хуа, но не замолчал, а продолжил своё ворчание: – Вот скажи мне, почему Роти так с ним носится, с уважением этим?

      – Это в нашей природе, – нехотя ответил я. Признаться, пучеглазый приятель с его вечными околофилософскими вопросами уже достал.

      – В чьей? – не согласился он. – Вот у меня его и в помине нету! С чего их уважать-то? Прогадили своё могущество! Сами же всё испортили! А я после этого их должен уважать?

      – Многие знания – многие печали! – нравоучительно проговорил я.

      Хуа даже остановился на пару секунд. Эта мысль ему, похоже, раньше в голову не приходила.

      – Во-во! – согласился он, снова нагнав меня. – Оттого ты и злой, что умный, – сделал Хуа странный вывод.

      Я даже не нашёлся, что на это ответить. Я-то думал, он сейчас снова начнёт о людях рассуждать.

      Тем временем мы подошли к кухонной двери. Роти встал слева, чтобы открыть её и, в случае чего, быстро закрыть. Боб устроился справа.

      – Готов? – спросил меня здоровяк.

      Я кивнул. Основная прелесть моих габаритов и умилительной внешности в том, что я не вызываю агрессии. Как, впрочем, и Хуа. Но если по моему поводу можно сказать лишь «ми-ми-мишный», то мой пучеглазый приятель почему-то приводит одичавших в ступор. Мы же этим успешно пользуемся.

      Дверь чуть скрипнула. Я на мгновение закрыл глаза, а потом шагнул внутрь.

      – Хозяин, – тихо позвал я. – Время пищи и процедур!

      Из-за холодильника высунулась лохматая голова. Блеснули белки глаз на испачканном лице.

      – Фёдор Степаныч, как же так? – я всплеснул руками. – Мы же только утром умывались! А Вы снова где-то уже успели изгваздаться!

      – И ты ещё говоришь об уважении! – не преминул вставить Хуа, вошедший следом за мной. – Свиньи, и те не такие неряхи! Это уже даже не Хомо Свинтус! Это Хомо Кретинус какой-то!

      – Помалкивай! – рявкнул появившийся из-за двери Роти.

      Голова хозяина сразу же убралась обратно за холодильник. Оттуда донеслось учащённое дыхание.

      – Роти, чтоб тебя болонки зализали! – в сердцах выругался я. – Ты ж так всё испортишь! Если убежит, сам его будешь на территории ловить!

      Роти насупился, прижал уши и пробурчал:

      – А зачем он про хозяина так?

      – А что не так-то? – хихикнул Хуа.

      – И ты, зараза, тоже помалкивай, – я с упрёком посмотрел на пучеглазого. – Отойдите все к двери. Будем давить на «мимишность».

      Я встал на четвереньки. Всё-таки, что ни говори, а более привычная, хотя и менее приличная поза. Я неспешно прошёл к убежищу человека. Халат неприятно тёрся пуговицами о ламинат, подметая рукавами заляпанный пол. В меня упёрся напуганный взгляд хозяина.

      Я ответил самым умильным выражением морды лица, на которое только был способен. Потом подошёл вплотную и положил голову на колени человека. Какое-то время он напряжённо сидел, судорожно дыша. Потом положил мне между ушей свою ладонь и стал гладить. Спустя минуту хозяин уже совершенно успокоился. Я и сам чуть было не задремал, убаюканный мягкими прикосновениями.

      – Джек, – Боб откашлялся и указал в сторону двери, откуда мы пришли. – Мы всё подготовили. Не хотелось бы здесь слишком долго задерживаться.

      Я вздохнул и поднялся на ноги. Помог встать хозяину.

      – Пойдём, Фёдор Степаныч. Помоем тебя сейчас. Потом покушаешь по-человечески – не всё же жрать.

      Человек послушно пошёл со мной в ванную комнату. Здесь всё было оборудовано так, что мы, несмотря на отсутствие таких удобных пальцев, могли провести необходимые санитарно-гигиенические процедуры.

      Когда я причёсывал мокрые волосы хозяина, он вдруг поймал в зеркале мой взгляд. Что-то блеснуло в свете лампы. Кажется, слеза.

      – Джек, – выговорил Фёдор.

      Моё сердце пропустило удар. Я чуть было не уронил расчёску.

      – Фёдор Степанович?

      Но человек уже снова потерял связь с той частью разума, что некогда делала его царём природы. Хорошо