«Джамп» значит «Прыгай!». Виктор Галданов

что по натуре Берзиньш глубокий консерватор. Но его мнения никто не спрашивал, а когда спросили, то вопросы оказались настолько неудобными и каверзными, что Берзиньшу пришлось в спешном порядке покинуть родную Латвию, которая наконец-то стала свободной, но не для него. Для него она грозила стать тюрьмой – на очень и очень долгие годы.

      Хотя, в общем-то он и здесь неплохо устроился. Он всегда как-то устраивался. Однако ежеутренне встречать этого надменного типа в карденовском костюме с иголочки, принимать от него шляпу, в которую он однообразными движениями бросает белые перчатки, терпеть его шуточки и …

      Ровно в девять часов утра вице-премьер по вопросам финансов и экономики Игорь Корсовский был на рабочем месте. Берзиньш принял от него шляпу и перчатки, повесил в уголок и проводил его в кабинет.

      – Утренняя почта, – произнес он спустя десять минут, стоя в дверях, в которые предварительно почтительно трижды стукнул костяшками пальцев. Совершенно бессмысленный обряд, который он наблюдает в этих стенах уже почти девять месяцев. И каждое утро хозяин кабинета поднимает нос от страниц свежего “Коммерсанта” и произносит одну и ту же фразу:

      – Тащи ее, подлую, сюда!

Садовое кольцо. 7:42

      – Та-та! – сигналили легковушки, “жигулята”, “опели” и “тойоты”. – Ту-ру-ру! – подхватывала двадцатиметровая фура-рефрижератор с надписью “Шмитц” через весь прицеп. – Уууу-ау! – осаживала их сирена гаишного белоснежного красавца “форда”, выползшего на обочину. Гаишники сложа руки стояли поодаль, индифферентно разглядывая пробку, растянувшуюся по Садовому кольцу.

      Маришка с увлечением корчила рожицы афганской борзой, которая встревоженно глазела на нее из окна соседского «фиата». Вовка тараторил вовсю, что-то о том, что он поспорил, что быстрее: “ламборджини” или машины “Формулы-1”. Барский же, скрипя зубами, продумывал маневр, который позволит ему юркнуть влево и попытаться, повиляв среди двориков, проскочить к маришкиному детскому садику.

      – А я и говорю, пап, ведь на плакате у “ламборджини” триста написано. Чего триста?

      – Да подожди ты! – заорал Барский водителю фуры. – Осади назад! – и принялся выкручивать руль.

      В этот момент мимо промчалась угольно-черная приземистая сигарообразная машина с затемненными стеклами. И бампер “шестерки” оказался как раз на ее пути.

      – Ой, “ламборджини”, – изумился Вовка.

      – Да ну, хватит тебе, обычный “понтиак”, – раздраженно бросил Барский, открывая дверцу и выглядывая из машины.

      Хотя он прекрасно сознавал, что “понтиак”-то “понтиак”, да не совсем обычный, а прошлогоднего выпуска, номерной, таких и в Европе не так уж много бегает. Да и стоит такая тачка тысяч восемьcот, не меньше, не включая растаможку, если, конечно, не угонная.

      Из машины вышли двое (ну и рожи, подумал он, без скандала не обойтись) в одинаковых рыжих кашемировых пальто и белых шарфах, убийственными взглядами поглядели на “шестерку”, затем уставились на длинную