Листобой. Рассказы. Юрий Коваль

вылетели ещё две банки, а потом из двери лабаза выглянула какая-то небольшая рожа, совершенно измазанная в сливочном масле. Облизываясь, уставилась она вниз.

      «Медвежонок! – понял Пронька. – А это внизу – мамаша».

      Медвежонок тем временем спустился вниз и тоже схватил банку сгущёнки. Он сжал её лапами, но, как ни пыжился, не мог раздавить. Заворчав, медведица отняла банку, раздавила и лизнула разок. Потом отдала банку обратно.

      Медвежонок негромко заурчал, облизывая сплющенную банку, как леденец. Подождав немного, медведица рявкнула и лёгкими шлёпками погнала его к лабазу.

      И тут Проньке вдруг показалось, что медведица оглядывается и смотрит на него исподлобья.

      Пятясь и приседая, отошёл Пронька несколько шагов и побежал.

      Добежавши до Чурола, Пронька скинул с плеч мешок и ружьё, опустился на коленки и стал пить воду прямо из речки. В горле у него пересохло, по лбу катился пот, и сердце так колотилось, что заглушало Чурол.

      «Ишь, до чего додумалась, сатана, – удивлялся Пронька, – медвежонка на столб сажает!»

      Вода была ледяная, от неё ныли зубы, и глоталась она со звоном.

      Пронька пил и вздрагивал, оглядывался назад: не бежит ли медведица?

      Из тайги вылетела к реке кедровка, села на сухую пихту и принялась кричать, надоедливо и грубо, как ворона.

      – Чего кричишь! – разозлился Пронька. – Проваливай!

      Он подумал, что кедровка нарочно приваживает к нему медведицу. Поднял ружьё и подвёл медную мушку прямо под чёрное крыло с рассыпанным на нём белым горошком.

      – Сейчас вмажу третьим номером, покричишь тогда!

      Пока Пронька раздумывал, вмазать или нет, кедровка сообразила, что к чему, и улетела.

      «Что ж делать-то теперь? – думал Пронька. – В лагерь с пустыми руками идти нехорошо, а к лабазу – страшно».

      И тут пришла вдруг ему в голову лихая мысль: попугать медведицу.

      Пронька поднял ружьё и сразу из двух стволов ударил в воздух. Не успел ещё заглохнуть выстрел, как Пронька крикнул во всё горло:

      – Прокопий! Ты чего стрелял?

      Помолчал и ответил сам себе басом:

      – Глухаря грохнул!

      – А велик ли глухарь-то?

      – Зда-а-аровый, чёрт, килишек на пять!

      От крика своего Пронька развеселился, его насмешило, как он ловко соврал про глухаря.

      «Ладно, – решил он, – пойду обратно! Буду орать на весь лес, издали пугать медведицу. Устрою ей симфонию! Небось не выдержит, убежит».

      Не спеша пошёл он к лабазу и действительно устраивал на ходу симфонию: стучал дубинкой по стволам деревьев, ломал сучки, выворачивал сухие пихточки, которые крякали и скрежетали, а потом вытащил из ружья патроны и затрубил в стволы, как трубит лось во время гона.

      – Эй, Коля-манси, – кричал Пронька, – у тебя ружьё заряжено?

      – А как же, – ответил он сам себе тоненьким Колиным голосом, – пулей заряжено! А у тебя заряжено?

      – И у меня заряжено! Пулей «жиган». Самый раз на медведя!

      – Эй, Пахан-Метла, а ты чего молчишь?

      – Я