Принцесса и ассасин. Том 4. Пелагея Сергеева

всё ей незнакомо, она всего пока боится, поэтому парень не видел в этом ничего страшного. Однако с течением времени он стал чаще обращать на это внимание. Время шло, а Арселис и не думала жить отдельно от него, иметь свою личную комнату, где бы смогла отдаваться своим мыслям или занятиям, понятным лишь ей. Нет, такого не было от слова «совсем». Ганз тоже становился старше и узнавал что-то новое для себя; хотя бы потому, что никогда не жил с человеком почти в два раза младше его самого. И в какой-то момент понял, что эта деталь, мучившая его, больше не является для него помехой или чем-то странным. В конце концов, говорил он себе, она сама так для себя решила, а парень уже не имел ничего против. Да и для соклановцев это, на самом деле, никогда не было секретом или банальным вопросом. Впрочем, большинству попросту было всё равно, потому что в Законе чётко значился пункт логичного единства братства. По-другому собратья могли даже и не подумать. Многие до клана знали иную жизнь, но с вступлением в Сообщество их память будто стиралась и теперь впитывала совершенно другие порядки, нормы, правила, соответственно, и мысли тоже.

      Ассасин Земли позволял себе смотреть на девушку никому неведомым взглядом лишь в такие моменты, когда она ещё пребывала в глубоком сне, а он чувствовал себя другим человеком. Чувствовал себя не тем, кто 9 лет назад подобрал с улицы девочку и стал для неё спасителем, другом, воспитанником, просто близким человеком, возможно, родителем. Ганз невесело усмехнулся от своих мыслей, вытянулся вперёд, достал сигарету из штанин и закурил. Подтянул одну ногу к себе и положил правую руку на выставленное колено. Продолжительно вытянул дым из лёгких, завёл ладонь на уровень виска. «Твою мать!» – пронеслось в его голове, и он уткнулся лицом в предплечье. Позволяя себе на время освобождаться от статуса напарника и её воспитанника, Ганз каждый раз испытывал на себе неимоверное желание прикоснуться к ней не как обычно. Эти желания порой доводили его до отчаяния, до удушающего чувства, сдерживающего его нутро. В эти недолгие минуты свободы он думал об Арси так, как никто бы не смог подумать или даже предположить. Сейчас он был для неё обычным старшим, который хотел быть с ней на одном уровне, чувствовать её: как душой, так и телом, хотел взаимности, её любящей улыбки и тепла. Да, он получал последнее и в обычной жизни, но всё равно понимал, что это не то, абсолютно не то… И в то же время не понимал, что это было вовсе не так…

      И, пока его время не кончилось, можно было в который раз вспомнить, как они всё-таки познакомились…

      «Это была его обычная жизнь в клане Джейкоба. До неё молодой ассасин с детства знал лишь, что такое нищета. Он рос в ней с того момента, когда издал свой первый крик в этом большом мире. Его свежий, ничего не соображающий мозг сразу влился в низшую касту людей. Сначала это были бессонные ночи, измученная мать, горе и ни намёка на светлое будущее. Потом это были первые слова, первые шаги, первые мысли. А потом… воровство. Это был его единственный выход, с помощью