Угонщица. Инна Полежаева

встать, но не смогла, рука Эмиля крепко сжала мое бедро.

      – Ладно, давайте я схожу покурить, – сказал Альберт. Курить он ходил на улицу в беседку, специально для этого отведенную. – Наташ, со мной сходишь?

      Что?! Мои мысли в голове забегали как тараканы. Меня сейчас оставят с Эмилем наедине? И что мне делать? Что говорить? А если он захочет поцеловать меня?

      – Давай, пошли, – Наташа равнодушно пожала плечами и вышла за Альбертом.

      Я смотрела на закрывшуюся дверь и глотала воздух приоткрытым ртом, как рыба. Голову повернуть боялась. Так и сидела, смотрела на дверь.

      – На меня посмотри, – тихо сказал Эмиль. Я медленно обернулась.

      Он не пытался поцеловать меня, не начал распускать руки. Он смотрел на меня так, будто готов съесть, честное слово. А затем сказал:

      – Мне сейчас тоже жаль, что я не свободен. И я хочу тебя не только поцеловать…

      – Но мы же не будем делать это, да? – испуганно спросила я, понимая, что, прояви он настойчивость, я бы не устояла.

      Он рассмеялся.

      – Не будем, девочка. Но я не хочу уходить. Посидишь со мной? Еще немного?

      Я медленно кивнула. Ну если в целом и кратко, мы просто разговаривали, и посиделки вчетвером продлились еще минут на тридцать. Наконец парни собрались и ушли в свой номер. В момент прощания мы с Эмилем замялись на долю секунды, не зная, что делать. Обняться, как только что делали это с Альбертом, или просто сказать «пока», или… В итоге после коротких объятий он быстро вышел из номера.

      – Что у вас за хрень с Эмилем? – спросила сразу же Наташа. – Вы друг друга глазами едите.

      – Блин… не спрашивай даже… И не оставляй нас наедине… Что-то опасаюсь за свое поведение…

      – Оно может стать аморальным? – хихикнула Ната.

      – Угу…

      Утро. Я сижу возле унитаза и думаю, зачем я пила? Я ж не могу пить! Мне всегда плохо! Так зачем я пила?

      – Совсем плохо? – спросила за дверью Наташа, которой, вообще-то, тоже нужно было собираться на учебу, мыть голову и так далее. А я оккупировала санузел.

      – Умираю, – простонала я в ожидании очередного позыва тошноты. В течение минут пяти ничего не происходило. Я со стоном поднялась, умылась, почистила зубы, кое-как помыла голову. Наклонять ее я не могла, сразу тошнило. Короче, к завтраку я пришла бледная, как привидение, но прилично одетая в строгое синее платье и туфли на каблуках.

      На пороге столовой, где вовсю шла битва пенсионеров за омлет, я резко встала. От ароматов пищеблока меня снова замутило.

      – Фу-у, я на улицу, – проскулила я и выскочила на территорию санатория.

      День обещал быть жарким. Но сейчас, в восемь утра, было хорошо, прохладно, пахло хвоей. Я села на обшарпанную лавку, наблюдая, как дворник метет потресканный асфальт. Желудок успокоился. Хорошо.

      – Привет, – раздался голос за моей спиной. Я медленно, чтобы не потревожить свой больной организм, обернулась.

      – О, Димка! Привет!

      – Ого,