Неделя до конца моей депрессивной мимолетности. Анна Ягодкина

утро. Часы, которые располагались в скромной стороне от телевизора на полке, показывали стремительное пересечение четырех утра с пятью. Каждый раз после произошедших переживаний во сне мужчина встречал либо четвертый, либо уж пятый час. Как-то иначе не выходило: позже ли, раньше ли. Первое время Джеймс приходил в себя уже в холодном поту и стойкой гримасе страха, ужаса. Первейшие встреченные сновидения казались ему особенно реалистичными, убедительными. Тогда и жизнь несколько другой была, человек более восприимчивым являлся. Сон был представлен так лихо и умело в облике закутанного в забытие воспоминания, детского такого, беззащитного и ранимого. Джеймс боялся воды, его передергивало от взбудораженных представлений о погружении. В душе, что уж там, в целой ванне процесс контакта с водой происходил куда спокойнее и ровнее. Даже в каком-нибудь мелководье бывало терпимо, сдержанно, достойно. Когда дело доходило до обширных морей, впечатляющих необъятных океанов, сердце начинало биться чаще, волнительнее, живот стягивало, мышцы подкашивало внезапным нападением слабости и жуткой усталости. В сознании творился полный кавардак, если можно выразиться так. Сейчас же все сравнительно по-другому.

      Как с каким-нибудь наркотиком, ощущения приглушались. Тяги восстанавливать остроту сочувствия не возникало ввиду подобных ночных путешествий. Джеймс успел за два года превратиться в равнодушного неэмоционального отстраненного мужчину без стремления быть названным хоть где-то. Поначалу, кстати говоря, он пытался разобрать выглянувшую проблему с Чарльзом. После продолжительных сосредоточенных бесед он повысил дозу лекарств, однако после этого сновидения обрели лишь более детализированный вид и колючий характер. Вероятно, доктор придерживался мнения: чтобы победить, нужно знать излишки проблемы. Правда, забыли про невыносимость и боль после подобных усиленных задач. Джеймс стал терпеть еще сильнее и отважнее, о своей воспаленной проблеме он больше не рассказывал Чарльзу. Доверие пропало, рациональность, пожалуй, тоже. Ноябрь все больше походил на зимний месяц, солнце еще не выглянуло, быть может, его поспешные следы отразились ранним безмолвным утром. На улице время от времени слышались устойчивые заметные ритмичные шаги, но ясно было не так сполна, передвигались там снаружи люди или относительно легкие странствовавшие предметы. Несмотря на привыкшее смиренное состояние чувствовавшегося поражения во сне, сегодняшняя переписанная картина Джеймсу показалась какой-то обновленной, изменившейся. То ли акула более осознанная и вдумчивая стала, то ли плотность воды дала сбой своей непроходимости, то ли света по какой-то причине попросту стало больше. Даже так главный герой все равно с опаской разглядывал удачливые происшествия. Спустя безграничные множественные периоды приятного затишья перед утомленной и обозленной бурей он перестал рассматривать улыбчивые поступки как независимые