Последнее письмо. Александра Морозова

и вдобавок ужасно бестактен. Во всяком случае, с медсёстрами и санитарами.

      Мне дали понять, что вышибут после второй промашки. Теперь я представляю, что чувствует кошка, повисшая на ветке дерева, под которым скулят голодные псы, когда у неё осталась последняя жизнь.

      Вряд ли с Андреем поступят так же строго. Нового торакального хирурга найти сложнее, чем новую операционную медсестру. Его фамилия опять же служит залогом больничного благополучия. Пожурят, погрозят пальцем, прибавят пару лишних дежурств или повесят на него студентов-медиков. Одним словом, накажут обидно, но не больно.

      Я заёрзала на простыне.

      – Что такое? – спросил Андрей.

      Между тёмных бровей на его лице появилась хмурая морщинка.

      – Ничего, – тут же ответила я.

      Мне отчаянно захотелось укрыться одеялом с головой. Неловко вести подобные разговоры обнажённой. Андрей уже успел надеть домашние штаны и футболку.

      – Да нет же, Влада, – настаивал он. Его проницательные глаза, казалось, могли разглядеть, как циркулирует кровь в моих венах. – Ты нервничаешь. Тебе не понравилось то, что я сказал про семью?

      – Нет! Это было мило, правда, – зачастила я. – И сам ты очень милый. И этот завтрак, и ромашка…

      – Но? – перебил он.

      Я закусила губу. Мои слова должны быть верными, как движения пальцев хирурга.

      Мне вспомнилось, как с неделю назад Андрей вынимал из груди одного пациента стрелу. Он работал аккуратно, едва дыша. Медный наконечник грозил зацепить перикард. Лучше бы в беднягу выстрелил Купидон, чем пьяный друг из самодельного арбалета.

      – В нашей больнице не приветствуются неуставные отношения, – осторожно сказала я и закрылась чашкой, как щитом.

      Я совершенно не могла врать Андрею. Было в его светло-голубых глазах что-то такое искреннее, какая-то добрая искорка, отчего лгать ему казалось куда постыднее, чем кому-либо другому.

      – Мало ли что где приветствуется, – ответил он. – У меня есть ты, и есть родные люди, которых очень интересует, почему в последнее время я стал чаще улыбаться. И не сейчас, но в перспективе мне бы хотелось представить им мою девушку.

      Девушку? Кофе, уже тёкший по моему горлу, резко развернулся, ища короткий путь наружу. Я подавилась и закашлялась.

      Андрей забрал мою кружку и вместе со своей поставил подальше. Я чувствовала, что он смотрит на меня, и пыталась кашлем выиграть лишнюю минуту, чтобы сообразить.

      – За такую перспективу в больнице мне выдадут расчёт, – наконец произнесла я.

      – В больнице я к тебе уже не подхожу. Только по работе. А чем мы занимаемся вне её стен, никого не касается.

      – Да, но только мы почти не бываем вне её стен.

      Андрей вздохнул.

      – И что ты предлагаешь?

      Я заставила себя сидеть ровно и не елозить.

      – Остаться друзьями.

      – Друзьями? – переспросил Андрей с таким видом, будто сомневался в моём психическом здоровье.

      Я не поддавалась и открыто смотрела ему в лицо.

      – Да. Лучшими друзьями.

      – А