Дорога ярости. Дэвид Хофмейр

хрустит. За ним тянется кровавый след.

      Добравшись до окна – до того, что когда-то было окном, – Адам поднимает голову, медленно, очень медленно. Ветер колышет обрывки занавесок. Из металлической рамы торчат осколки стекла. Его разнесло вдребезги. На мелкие кусочки.

      По улице в красной пыли движутся темные фигуры. Силуэты в свете восходящего солнца. Блики пляшут на стеклах очков, слепят Адама. Байкеры. Рты их закрыты масками, но до него долетает их приглушенный смех. Они садятся на мотоциклы и с криками, воплями и гиканьем описывают беспорядочные круги перед домом, поднимая клубы пыли.

      Один из байкеров, на белом «стингере», сидит, широко расставив ноги, и не двигается с места. Он смотрит на Адама. Прямо в глаза. Потом что-то пронзительно кричит, и остальные собираются вокруг него.

      Вожак, в золотых очках похожий на пришельца, салютует Адаму, подняв правую руку. Байкеры разворачиваются и один за другим уезжают.

      Последним катит тощий паренек с флагом в руке. Полотнище полощется на ветру. Адам замечает черную отметину: в красной рассветной дымке она отчетливо видна.

      «Скорпионы».

      Адам ковыляет к дивану, прижимая к кровоточащему виску скомканную рубашку. Осторожно ступает по острым осколкам, но пока добирается до ботинок, успевает в кровь изрезать ноги. Достает ботинки из-под обломков дерева и стекла и обувается, даже не обращая внимания на кровавые ссадины. Голова гудит. Сердце бешено колотится.

      Адам не произносит ни слова. Он еле дышит. Он не окликает брата по имени. Он осматривает разоренный дом. Сломанный стол, весь в зазубринах. Осколки расписных тарелок. Порванный ковер в дырах. Все кругом завалено мусором. И камни. Повсюду камни. Сотнями. Столько, что не сосчитать.

      Ублюдки. Чертовы ублюдки!

      Над головой у Адама скрипит потолок. С ужасным треском целый кусок рушится вниз. Сыплется пыль, падают куски штукатурки, поднимая белые облачка, похожие на пудру.

      Только тогда он отваживается пойти в комнату брата. У Адама дрожат руки. Живот сводит от ужаса. У двери он видит то, что ожидал. То, что, должно быть, видел и незваный гость.

      Сквозь половицы вниз стекает тонкая струйка крови. Она бежит из разбитого виска брата. Тело Фрэнка неподвижно лежит на полу.

      – Фрэнк, – зовет Адам, но из уст его выходит скорее вздох, чем слово.

      8

      Суббота, 2-е число, 08:18–23 часа

      Ноги сами несут Адама на крыльцо. Бессильно опустив руки, он таращится на солнце. Берет прислоненную к стене лопату и шагает к единственному оставшемуся дереву – дикому дубу.

      Щурясь, Адам смотрит на два надгробия, ютящихся под деревом. Перед глазами у него пролетает белое перышко, опускается на отцовский могильный камень, но ветер подхватывает его и, снова закружив, поднимает на голые ветки дуба.

      Что-то захватывает внимание Адама.

      Все время, пока обстреливали дом, не было слышно одного звука. Того самого, который с точностью часового механизма отмечает каждый рассвет. Пения петухов. Адам не идет проверять курятник, он