Прелюдия к большевизму. Александр Керенский

емуаров». Ибо, не навязывая кому-либо особое мнение, рукопись эта дает каждому возможность действовать в соответствии с линией следственной комиссии либо самому выполнить работу, отсортировывая наиболее важные факты о Корниловском мятеже и делая по этому поводу собственные выводы.

      Мое единственное желание – позволить читателю объективно судить о событиях того времени. Мои самые последние примечания дополняют отчет, полученный следственной комиссией, теми материалами, которые могли быть отчасти забытыми или неизвестными тем, кто будет читать официальный текст моего исследования.

      Разумеется, в этих примечаниях я не мог ограничиваться лишь изложением простых фактов самого дела Корнилова, узкими рамками рассказа о нем, хотя и старался воздерживаться от каких-либо отступлений от темы и, особенно, от выводов, ибо понимал, что в тот момент любой иной язык, кроме языка фактов и документов, был неуместен.

      Почему? Вы знаете, как враги Февральской революции, мои враги справа и слева, воспользовались Корниловским мятежом, чтобы оклеветать меня, и как велико было число людей, чья вера ослабла из-за постоянных нападок на меня. Но я писал не для тех, кто намеренно клеветал и лгал – этих людей в чем-либо убедить невозможно, они сами прекрасно понимают, что искажают истину и глумятся над ней.

      Я писал для тех, кто мало или ничего об этом не знал и кто в конечном счете поверил тому, что так высокомерно преподносилось как «правда» о деле Корнилова. Я не желаю их убеждать. Пусть они, спокойно ознакомившись с фактами и благодаря собственным размышлениям, откроют для себя истину, узнают если не всю правду о корниловском деле, то, по крайней мере, о моем отношении к нему.

      Отнюдь не личный интерес побуждает меня в это ужасное время думать и писать о деле Корнилова. Нет, я видел и изучил так много людей не для того, чтобы узнать истинную цену народной любви и ненависти. В то время, когда я был на высоте и толпа склонялась предо мною, я тихо сказал своим друзьям: «Погодите, они придут и убьют меня». Так было всегда, так всегда и будет. Повторяю, не личный мотив, но общественный интерес побудил меня взяться за перо. А теперь, когда враги России и враги свободы достигли своих позорных целей, когда наша Родина лежит распростертая в грязи, обесчещенная и истерзанная, когда полное отчаяние охватило тех, у кого еще остались достоинство и совесть, – теперь тем, кто достиг своих целей, не должно быть позволено оправдывать свое Иудино преступление, лицемерно приписывая его «предательству и измене других»; память великой русской революции, которая создала новую жизнь для правды и искренности, не должна быть затенена ни малейшими сомнениями в честности тех, кто боролся за нее не на жизнь, а на смерть. Я хочу сказать еще несколько слов о генерале Корнилове. Я много чего написал против него. Но я не желаю, чтобы в моих словах обнаружили больше того, что я намеревался сказать, и поэтому я чувствую себя обязанным особенно подчеркнуть, что я никогда не сомневался в том, что он любил свою страну.

      Я вижу причину его действий, которые грозили России катастрофическим переворотом, не в дурных намерениях генерала, а в недостатке понимания и в его полнейшей политической неопытности. Видя это, я много раз пытался сдержать его, вопреки подстрекательствам коварных врагов свободы или просто политических мошенников.

      Мне это не удалось; человек, который по-своему страстно любил Россию, был обречен некой силой подарить победу тем, кто ненавидел и презирал ее.

      А. Керенский

      Р. S. Еще несколько слов о стенографической копии. Я давал свидетельские показания 8 октября 1917 года. На то, чтобы расшифровать записи с этих показаний, ушло несколько дней, и только за пять или шесть дней до 25 октября я получил их, чтобы просмотреть и подписать. Но у меня на это уже не было времени. Окончательный официальный текст моих свидетельских показаний перед следственной комиссией не был готов, когда началась большевистская смута.

      Но, имея, по крайней мере, возможность просмотреть этот текст, я почувствовал себя вправе отредактировать его и поправить стиль, кое-где сократить, а в некоторых местах внести несколько дополнительных слов, разумеется не меняя значения и тона показаний. В двух местах я нашел целесообразным слегка изменить порядок записи таким образом, чтобы свести воедино отдельные фрагменты показаний по одному и тому же вопросу.

      Я полагаю, что публикация официального отчета следствия полезна в качестве отображения судебного расследования над тем, кого генерал Алексеев называл «хозяин судьбы». Это позволит вспомнить то время, все еще близкое, но уже столь отдаленное, когда судебные допросы и суды чести были абсолютно свободны и независимы от власть имущих. Оживить в памяти краткую главу в истории России, когда «эти буржуазные предрассудки» в пользу непредвзятого суда еще не были поспешно затоптаны, чтобы вернуть страну к традиционному московскому периоду «Шемякина суда»[1].

      Введение

      После того как 19 июля 1917 года русский фронт был прорван недалеко от Тарнополя, было принято решение сместить командующего Юго-Западным фронтом генерала Гутора, а позже заменить и Верховного главнокомандующего

1

Именем князя Дмитрия Шемяки из Галича (1423–1453) называют в России бесчестный, продажный, корыстный суд.