По просторам жизненных случаев. Николай Николаевич Соловьев

мог догадаться откуда, от кого еду, что делал я ночью и что совсем не работать еду…

      Вот и в жизни видишь что-то и думаешь, что это «так», а на самом деле может быть все далеко и не «так»!

      2022

      Первое мая

      Как-то получилось, что приехал я в 1992 году на первое мая к бабушке. Мне тогда было 19. Не помню причины: может что-то привезти или забрать. Да и просто повидаться, вкусно посидеть за столом. Семья наша, как, впрочем и другие семьи в СССР обычно отмечали «День трудящихся». Но я пропустил до этого два-три праздника – подросток, другие интересы уже появились. Приехал я на станцию метро Октябрьская-радиальная рано. Выйдя на улицу, я увидел надвигающуюся по Ленинскому проспекту в направлении Красной площади демонстрацию. Пройдя памятник Ленину и оказавшись около гостиницы «Академическая», я увидел не мирную демонстрацию рабочих, а скорее толпу с красными флагами на сильном взводе.

      Настроения у народа после Августовского путча 1991 года были разные. В стране присутствовал раскол общества. Агрессивные крики: вернуть «былое», нет развалу СССР, предателей к ответу и прочие, разные горячие лозунги и крепкие словечки сыпались в изобилии. У некоторых участников я заметил в руках палки и камни. Гул, шум, боевой настрой… По отдельности почти все тихие и не опасны, а когда в толпе – это ухх! Сила! Когда толпа поравнялась с «Академической», из нее выскочил швейцар забрать щиток с меню ресторана или кафе на первом этаже. Кто-то из толпы кинул ему:

      – Ай да с нами, страну спасать! Хватит прислуживать! Оторвись, ща решающий момент!

      – Лучше бы работали так, как орете! Хватит горлопанить! Чернь! – злобно огрызнулся швейцар.

      – Ах ты рожа холуйская!

      И в швейцара полетела палка. Он закрылся щитком. Несколько человек рванули к нему.

      – А мы по-твоему не рабочие что ли?

      – Мы плохо работаем?

      – Ща я тебе морду то намну, придворник!

      – Ты кого чернью назвал, лакей проклятый?

      – А, не надо, не трогайте его! Зачем! С ним потом разберемся! – кто-то из женщин заступился, но с угрозой все же и швейцару. С предупреждением. Мол не с нами. Пожалеешь потом.

      – А что он? Нам – рабочему классу такое вякать?

      – Но у нас же другие цели! Не мельчите!

      Швейцар понял: зря заговорил. Кинул в подбегающих щиток. Пытался убежать за двери из толстенного стекла. Не успел. Завязалась безобразная драка. Затоптали щиток с меню. Кто поспокойнее из толпы, оттаскивал и разнимал дерущихся. Произошло все быстро, швейцар вырвался. Заскочил за двери. Накинул железку на ручки – закрыл на замок, так сказать. Ему порвали пиджак, ливрею, фуражка валялась около дверей на улице. Седые волосы торчком клоками. Под правым глазом на скуле сияла красная ссадина. Под левым – видно было, наливался синяк. Разбили губу. Тех, кто дрался, еле утащили опять в толпу. Шествие продолжалось. Швейцар рассеянно смотрел то на помятый щиток, то на пыльную фуражку, то на себя ободранного. На лице его было написано сожаление, отчаяние и злоба: что я за дурак, с кем связался, зачем я влез, кто за язык тянул