Трубадур: Начинающий артефактор. Егор Валерьевич Лошкарев

заставил меня следить за его племяшками, правда взамен пообещав достать пару новых книг по языку. М–да… Никогда бы не подумал, что буду за пару сотен листов с умными словечками буду нянчиться с детьми. Ладно, не совсем детьми, но сути это не меняет. Да и не совсем нянчиться… В общем, меня вежливо заставили последить за девочками, чтоб они не убежали куда или не вляпались. А они могут несмотря на то, что они уже во вполне сознательном возрасте, пятнадцать лет как–никак, разум у них еще как у маленьких девочек. Впрочем, скорее всего это от скуки, вот и лезут куда не попадя. Раньше за ними солдаты бегали, сейчас пришла моя очередь.

      Сейчас они играли в подобие резиночек, увлеченно прыгая туда и сюда. Хе, некоторые девушки из моего мира в их возраст интересовались попрыгушками, но далеко не на резиночке.

      Я поднял взгляд в небо. По небу плыли облака. Оставляя за собой лишь белый след в бесконечно голубом верху. Жара. Нет, серьезно, сейчас довольно жарко несмотря на то, что здесь сейчас осень. Деревья все стояли желтые, золотом листьев блеща на солнце. Вспомнил Лермонтова:

      – Листья в поле пожелтели, и кружатся, и летят; лишь в бору поникши ели зелень мрачную хранят.

      – Красиво, – раздался позади меня голос. – Но больше практикуйся в нашем языке – у тебя еще слишком твердое произношение.

      –Обязательно. Но мне нравиться мой акцент, – не оборачиваясь ответил я, вставая. Это была Лукина Валентия, похоже, пришла проверить как происходит наблюдение за ее чадом.

      – Как знаешь, – она подошла ближе. – Что это было?

      – Стихотворение, точнее отрывок. Про осень.

      – Сам сочинил?

      – Нет. Великий поэт моей страны. Оно посвящено осени.

      – Великий? – несколько удивленно глянула на меня женщина. – Он свершил что–то?

      – Он записал себя в историю, написал множество гениальных произведений, развив ими литературу и язык.

      – И все?

      Пришло время удивляться мне.

      – А надо что–то еще?

      – Ну, хотя бы там королю жизнь спасти… Или он писал оды в его честь? Тогда понятно, почему он остался в истории.

      – Что? Нет! Причем тут король? Он то как раз и не очень любил Лермонтова…

      – Кого?

      – Поэта великого.

      – А–а–а…

      – Так вот. Как раз–таки наоборот, Лермонтов не был любимцем императора. Поскольку часто писал… ну, не особенно лестные высказывания. Первое стихотворение, которое его прославило, вообще было обвинительным.

      – Ну, оно и понятно, – усмехнулась Лукина. – Небось его чуть не казнили?

      – Нет. Он был дворянином и служил в армии…

      – Правда? Дворянин и солдат писал стихи? Удивительно! Какая странная у вас страна, – она поцокала языком, аккуратно присаживаясь на траву.

      – С этим не поспоришь, – грустно улыбнулся я, тоже садясь. – Очень странная. Ее либо люто любят, перегрызая глотки врагам и перекрывая грудью амбразуры, либо нещадно хают, мечтая уехать поскорее. Середины нет.

      – Скучаешь? –