Ягодное лето. Катажина Михаляк

возил сено, лопнуло колесо – громкий звук и напугал коней.

      Марта покивала головой.

      Такой пустяк, такое вот дерьмо: лопнуло колесо. Если бы это случилось на пару сотен метров дальше, лошади бы только повели ушами…

      По щекам этой железной женщины впервые потекли слезы.

      – Эй, эй, босс!

      Обеспокоенный Янек встал и нерешительно потрепал ее по плечу.

      Она вытерла глаза, вытерла нос. Подняла ладонь в знак того, что с ней все в порядке.

      – Кто-то должен позвонить пани Стефании. Еще чуть-чуть – и она начнет волноваться, что Габи до сих пор не вернулась. Я не могу. Я жду звонка из больницы с минуты на минуту.

      Янек взял свой телефон и вышел с ним из комнаты. Но пока он набирал номер тетки Габрыси, зазвонил телефон Марты, и он тут же вернулся в комнату, с волнением вглядываясь в лицо женщины, пытаясь прочитать по ее выражению новости. И когда увидел облегчение в ее глазах – чуть сам не расплакался…

      – Будет жить, – шепнула Марта побелевшими губами. – Весь поломанный, места живого нет – но жить будет…

      И разрыдалась в голос – она долго держалась, не позволяла себе.

      – Павел… – раздался тихий шепот Габриэлы. – Ты плачешь. Что с Павлом?

      – Я плачу от радости, милая, – Марта склонилась над девушкой и с огромной нежностью поцеловала ее в лоб. – Он будет жить. И ты тоже. Через минуту приедет доктор, он тебя полечит – и ты вернешься домой.

      – Хорошо, – согласилась Габриэла и снова провалилась в беспамятство.

      Без молчаливой дружбы Павла Буковый Дворик казался Габриэле пустым и скучным. Каждый день она навещала Павла в больнице, до работы или после, и радовалась, глядя, как он постепенно выздоравливает, хотя выздоравливал он, как ей казалось, очень медленно.

      – Ковыляешь, прямо как я, – сказала она в шутку месяц спустя, глядя на его попытки передвигаться по больничному коридору на костылях. – А ведь у тебя ноги равной длины.

      – Авной, – вдруг повторил он за ней, и она чуть с ума от радости не сошла, слыша его пока еще хриплый голос.

      – Ну а раз они у тебя одинаковые, так ты мог бы двигать ими как-то более… ритмично, – продолжала она подтрунивать над ним, чтобы не подать виду, как страшно ей смотреть на покрытое синяками лицо друга, забинтованные ребра, ноги и руки в гипсе.

      Он в ответ засмеялся, но тут же ойкнул – сломанные ребра протестовали против резких движений острой болью.

      – Ррррр. Рррритмично. Повтори, – Габриэла была безжалостна к нему.

      – Ллллл. Литмитно, – повторял он послушно, хотя голосовые связки пока еще были не в ладу с некоторыми согласными. Просто для Габриэлы он был готов звезды с неба достать. И научиться снова говорить.

      Рано или поздно в палату входила хмурая, словно грозовая туча, пани Жозефина – и визиту Габриэлы тут же наступал конец. Даже если девушка собиралась побыть еще, а Павел протестовал, мать его была непреклонна.

      – Попрошу вас выйти, – говорила она, не глядя на Габриэлу, как будто сам вид девушки наполнял