Рассказы из электрички. Дмитрий Свиридов

проницательный Завуф. После всего, что ты поведал о расследовании отравления царя Хадхада, я в этом абсолютно уверен.

      – Так стоит ли рисковать, принимая у себя столь опасную женщину?

      – Не судите опрометчиво, говорят мудрейшие, ведь нам неизвестны все предшествующие обстоятельства. Тем более, мы уже один раз ошиблись, стараясь разглядеть весь зал через замочную скважину, о осторожнейший Завуф.

      – Мы не ошиблись, мой государь. Мы просто не дошли до конца цепи.

      Соломон улыбнулся:

      – Её хитрость и коварство, её опасность, её самоуверенность, её красота пробуждают во мне азарт и несколько поистраченную жажду жизни. К тому же я просто не могу не принять вызов от женщины.

      Прошла осень, началась зима с ее серым, пасмурным небом, бесконечными дождями, холодом и сыростью. Тармин, тот самый помощник Завуфа, который ездил с особым поручением в царство Саба и остался в Марибе, голубиной эстафетой сообщил, что двор царицы Билкис начал приготовления к дальнему путешествию. Из-за этой новости царь Соломон пребывал в некотором волнении. Такое душевное возмущение было, однако, приятным, ведь после затяжного периода апатии Соломон вновь ощутил некую новизну чувств, состоявших в желании и необходимости добиваться женщины. Как бы это не казалось странным для подавляющего большинства мужчин, но царь прежде никогда не испытывал этого, будоражащего всё мужское естество, состояния. Женщин ему дарили, для него покупали, порою он сам брал то, что ему приглянулось, но добиваться расположения женщины, равной ему по положению, ещё не доводилось. От этого тридцатилетнему Соломону, словно юноше, хотелось быть сильнее и выше ростом, восхищать окружающих остроумием и красноречием, пленять и удивлять, как будто того, кем он являлся было недостаточно. Царь затеял какие-то строительные работы в тронном зале. Один из вернувшихся из Саба посыльных сумел очень правдоподобно, с мелкими деталями нарисовать на пергаменте трон Мариба и Соломон приказал изготовить его из слоновой кости и золота.

      Однажды, на площади перед Храмом, к Соломону подошёл пророк Ахия Силомлянин. Высохший как живой скелет, со всклокоченными белыми волосами и бородой, в сером рубище и в заплатанном плаще, он шел размашистой, стремительной походкой, опираясь на корявый, сучковатый посох. Может из-за контраста с нарядной, праздной толпой, а может из-за совершенно безумного вида, старик вызывал чувство тревоги. Толпа почтительно расступалась перед Ахией, его знали – человек, с которым так долго говорит Всевышний не может выглядеть нормальным. Сколько же лет ему? Должно быть, около девяноста, ведь он немного старше Давида…

      Благо, что телохранителям хватило ума не остановить пророка. Ахия подошёл вплотную, так близко, что Соломон чувствовал его дыхание, пристально посмотрел пылающими как раскалённые угли глазами и тихо спросил:

      – Зачем едет в Иерусалим жрица Астарты, Шломо?!

      Он единственный, кроме матери, имел право так обращаться к царю.

      – Будь верен