Тайный воин. Мария Семёнова

пол, на толстые половики. Но конечно, должно было случиться как есть худшее. Чаша попала на твёрдый край лавки и с коротким звоном распалась на две почти равные доли.

      Аодх смотрел на них, придавленный немым ужасом. Вот всё и пропало. Сгинуло насовсем. Расточилось…

      В это время из сеней в дверь сунулся родительский сын, Сквара. Аодх немного побаивался его, такого сильного, уверенного и… диковатого, что ли, если с былыми сверстниками равнять. Сквара увидел, что произошло. Быстро глянул на приёмыша, взял обломок чаши. Выскочил вон.

      Почти тотчас снаружи донёсся сердитый крик матери.

      Сейчас войдёт, схватит винного и…

      Аодх, приученный, что справедливой кары не бегают, зачем-то поднял другую половинку чаши, бросился через порог.

      Мать, красная от досады и гнева, голосила на весь двор, таская за ухо Сквару. Тот кривился, прыгал с ноги на ногу, но вырываться не смел.

      Аодх невнятно вскрикнул, побежал к ним. Он заливался слезами, показывал осколок и тыкал себя пальцами в грудь. Вот, вот я, казните!

      Мать обернулась. Тут же всё поняла. Выпустила намятое ухо, обняла сразу обоих и тоежь расплакалась.

      Отец выглядывал из ремесленной, держа в руках заготовку для снегоступа. Дедушка закрывал утиный хлевок…

      Поздно вечером, когда все улеглись и затихли, Аодх пригрелся под боком у старшего брата. И впервые за долгое время уснул спокойно и крепко.

      Он ещё не умел понять: как того ни желай, минувшее не вернётся. Клади новое начало на пепелище былого – вот единственный путь.

      Чашу отец склеил яичным белком. Она и теперь отсвечивала голубыми боками, красуясь рядом с божницей. Пеньки в шутку называли её братиной…

      В гостях

      Зеленец, куда вёз подарки Пенёк, назывался просто и хорошо: Житая Росточь. Сразу видишь сильное ключище, занятое богатой, крепкой семьёй. Там, где тёплое дыхание вара давало бой многолетней зиме, туман клубился стеной. Сероватые клубы неспешно ползли вверх, утекая в низкие облака.

      – Светелко, – окликнул Жог.

      Он даже остановился. Светел подбежал, с готовностью кивнул:

      – Не пойду в мыльню с ними, атя.

      – И ты, Скварко, – продолжал отец. – Воробьи машисто живут, лакомо, не нам верста. Могут ласково принять, но и загордовать могут…

      – Звигуры, – пробормотал старший, выговорив прозвище хозяев так, как предпочитали они сами, на андархский лад.

      – Вот именно, – кивнул Жог. – На вас моя надея, ребятки.

      Светел повернулся идти, но всё-таки буркнул:

      – Что же в гости звать, чтобы смеяться потом.

      Жог несильно шлёпнул его концом кайка пониже спины:

      – А ты, как придём, покрепче молчи. Особенно когда котляры наедут. И леворучье своё, смотри, не очень оказывай.

      Глаза у Светела стали круглые.

      – Не то заберут?..

      Сквара нахмурился:

      – Мы им так