Зимовьё на Гилюе. Сергей Шаманов

их.

      Положение было отчаянным. Весь труд шёл насмарку. Мы стояли по грудь в холодной мутной реке, ливень всё шёл и шёл, но мы так привыкли, что уже не замечали его.

      – Плыви один, – предложил я. – Ты всё равно лучше меня на воде держишься. А там что-нибудь придумаем. Если поплыву я, то в случае переворота плота могу утонуть, тогда и ты тоже тут пропадёшь.

      Макс молчал, лихорадочно соображая, как поступить, а потом сказал:

      – Значит, так, я сейчас переправлюсь на тот берег – и бегом к Саньке Мохову, возьму у него лодку и вернусь за тобой!

      Плыть на хлипком плоту через широкую полноводную протоку, с бешено летящими мимо водоворотами, было опасно. Макс долго собирался с духом и вдруг громко запел:

      Что будут стоить тысячи слов,

      Когда важна будет крепость руки?

      И вот ты стоишь на берегу

      И думаешь – плыть или не плыть?[32]

      Затем, вскарабкавшись на плот, балансируя и удерживая равновесие, он решительно оттолкнулся шестом. Река подхватила и понесла его вниз по течению. Плот от тяжести подтопило, он скрылся под водой, и казалось, что Макс стоит на воде, словно библейский пророк. Плот удалялся, и ветер доносил до меня обрывки песни, которая становилась всё тише и всё неразборчивее. У Макса была привычка: в трудных ситуациях он укреплял силу духа песнями Цоя.

      Макс был уже на середине, когда я увидел, что к нему стремительно приближается огромная крутящаяся вокруг своей оси старая лиственница, влекомая разбушевавшимся потоком. Друг стоял на плоту спиной к ней и не видел опасности.

      – Макс, уходи вправо! Сзади лесина! – закричал я.

      Но мои слова разорвал и разметал по реке ветер, смешав с ливнем и шумом бурлящей воды.

      Когда Макс обернулся, дерево уже было близко, оно к тому времени выкрутилось поперёк реки и неслось прямо на него, грозя смести плот. Друг пытался уйти, отчаянно работая шестом, но в том месте шест уже не доставал до дна. Дерево приближалось. Катастрофа была неизбежной. Но в нескольких метрах от плота лесину снова резко развернуло вдоль течения. Дерево пронеслось мимо, но ветки всё же вскользь задели плот. Посудина накренилась, Макс потерял равновесие, выронил шест и упал в реку. Плот начало относить, но, вынырнув из воды, друг доплыл до него и кое-как вскарабкался на шершавую поверхность пенопласта.

      Плот с пассажиром уносило всё дальше, но струя понемногу прибивала его к противоположному берегу. Макс уже превратился в маленькую чёрную точку, готовую скрыться вдали за поворотом, когда я увидел, что он достиг берега, выбрался на него и исчез за стеной кустарника.

      Я остался совсем один среди бушующей стихии. Спереди была протока, позади – торчащие из воды ветки кустов. Я стоял по грудь в холодной воде. Спину немного грел полупустой рюкзак, на привязи изредка шевелился сом, к которому понемногу начинали возвращаться силы.

      Я только сейчас осознал всю трагичность своей ситуации. Саньки Мохова могло не оказаться

32

Слова из песни «Мама, мы все сошли с ума» («Мама, мы все тяжело больны») Виктора Цоя и группы «Кино».